Волшин аж на месте подскочил, посмотрел ошалело по сторонам, а потом махнул рукой и ломанулся внутрь.

— Первый пошел, — трагичным голосом отметил Медведев, и группа дружно приуныла…

— …Сдал? — все налетели на Волшина, когда он появился в дверях. — Все хорошо?

— Ну… скажем так, — он неуверенно кашлянул, — пять минут позора — и жизнь продолжается.

— Не ответил на вопросы?

— Забыл текст?

— Облажался, что ли? — Меранов не удержался и тоже подлил масла в огонь.

— Да почему сразу облажался-то?! — вспылил Марк. — Просто… ээ… не блеснул. Или, наоборот, блеснул не тем, чем надо… В общем, да, налажал. — Не скрывая досады, бессовестно отобрал у стоящего рядом парня пачку сигарет: — Пойду нервы лечить.

Тем временем в аудиторию запорхнула Ермолаева.

Я шла по списку четвертой, и с каждой пролетевшей секундой все больше приходила в отчаяние. Еще Аллочка смс-ками закидывала: «Только попробуй завали!», «уже сдала?», «что так долго?». В результате телефон я вообще отключила и начала ходить по коридору взад-вперед, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями.

Остальные тоже развлекались кто во что горазд. Кто-то судорожно читал лекции, кто нервно смеялся, кто-то стоял, словно каменный истукан, не подавая признаков жизни. Рябова почти ревела. Верховцева изо всех сил изображала железную леди, но яркие пятна на щеках выдавали ее с головой. Меранов ковырялся в телефоне, невозмутимо подпирая стену плечом.

Скорее бы все это закончилось.

— Следующий! — прокричала ассенизаторша, вывалившаяся в коридор с таким видом, будто за ней гнались демоны.

Пора…

Я на миг замерла, выдохнула, зажмурилась в тщетных попытках успокоить неистово колотящееся сердце, а потом глянула на Мерза.

Он просто кивнул, дескать, давай, иди, ты справишься. Я и пошла. Не чувствуя своих ног, не понимая, где вообще нахожусь и что происходит. Прошла мимо суровых членов комиссии, поднялась на кафедру, разложила свои бумаги. Руки тряслись так сильно, что я едва смогла удержать проклятые листы. Секретарь тем временем зачитывал документы, подводя меня к неизбежному позору, а Белов, сидевший на втором ряду, наблюдал за мной с таким выражением лица, что стало ясно: накосячу — сожрет.

— Пожалуйста, — секретарь кивнул мне, чтобы я начинала.

— Добрый день, уважаемые члены комиссии…

О том, что план выступления — это полная ерунда, я поняла буквально через десять секунд, когда попыталась подсмотреть, что там дальше по тексту, и с перепуга не нашла нужное место. Споткнулась, замялась, получила грозный взгляд от своего научного руководителя и в результате захлопнула папку, чтобы больше не отвлекаться.

Будь, что будет.

Не надеясь ни на что, просто начала рассказывать, что помнила, что отложилось в моей бестолковой голове. Волнение, снедавшее меня в последние дни, постепенно улеглось. Я просто говорила, говорила, говорила, показывала слайды, рассказывала о выполненной работе и делала выводы.

И внезапно оказалось, что я все знала. И доклад, и ответы на вопросы. Все уже было в моей голове и просто ждало, когда я перестану истерить, возьмусь за ум и, наконец, вспомню, сколько сил и времени потратила на работу.

Меранов был прав. Мне все по плечу.

…Потом было долгое ожидание того счастливого момента, когда защитятся все остальные и преподы, вдоволь посовещавшись, пригласят нас на оглашение результатов.

Ермолаева была безусловным лидером, набрав запредельные девяносто девять баллов, а я вошла в пятерку сильнейших. Мерз тоже показал весьма достойные результаты, несмотря на то, что Белов его трепал долго и с упоением, а вот Верховцева такого давления не выдержала и свалилась в слабую тройку.

Тройка была и у Волшина, но, в отличие от Ирки, он радовался, как последний идиот:

— Я думал, мне хана, — произнес облегченно, когда мы всей толпой выходили в коридор, — ан нет, выкрутился. Я король мира! Непотопляемый! Я…

— Ты троечник! — насмешливо подсказала я.

— Поверь, Оса, не в пятерках счастье, — беспечно отозвался он, а идущая рядом со мной Ермолаева покраснела и сникла. У нее-то как раз все вокруг этих пятерок и крутилось. — Ну что, народ! Сегодня гуляем? Предлагаю начать прямо сейчас.

Это уже без меня. Даже напоследок у меня не возникло ни единого желания проводить время с дорогой группой. Я тихонько отщепилась от толпы и отправилась в общагу, по пути позвонив родителям, потом нервной Аллочке.

На душе было тихо и спокойно, и хотелось улыбаться. Глупо, беспечно, во весь рот. И пусть прохожие подумают, что я не в себе. Плевать. В моей жизни в последнее время столько всего произошло, что я имею полное право улыбаться и радоваться.

Еще больше я улыбалась, когда спустя полчаса в мою комнату бесцеремонно ворвался Захар.