Элиза — слава Барготу, хоть это чудо учится не у него! — добавила лишь кучу подробностей о ране Гектора.

— Царапина, все давно прошло! — возмутился гэльс, откровенно воодушевленный перспективой совместного расследования.

Леди не позволила сбить себя с толку.

— Ты не понимаешь, это важно для расследования! — вспыхнула она.

— Очень важно, продолжайте, прошу вас.

И она продолжила. Да так, что Людвиг пожалел, что нельзя и ее переманить в Оранжерею. Истинная дочь своего талантливого (и по-бараньи упертого) отца! По форме раны, ее глубине и кровотечению леди смогла определить модель пистоля, расстояние до убийцы (совпавшее с отчетом шпиков) и даже сказать, что стрелял левша.

— И он ушел порталом, — с обидой возмутился Гектор, которому не дали проявить себя при задержании.

— У вас еще будет шанс, — пообещал ему Людвиг. — Возможно, и не один. А вы, леди, останетесь здесь или предпочтете вернуться домой, в относительную безопасность?

— Относительную? — нахмурилась Элиза, безошибочно выделив главный посыл.

— Если это была попытка добраться до исследований вашего отца, то вам будет угрожать опасность и на родине.

— Мне нужно посоветоваться с отцом, — вздохнула она.

— Нужно. Только имейте в виду, обнародование этого происшествия может привести к войне.

Бриттка сжала кулачки, а гэльсы и Ольга неодобрительно покосились на Людвига.

— К войне?.. — ее глаза стали большими и растерянными.

— Зачем вы... — начала было Ольга, но ее прервал рыжий гэльс:

— Лиз, ты должна знать. Нельзя принимать решение на основании неполной информации.

— Гектор прав. Мне неприятно это вам говорить, но дело крайне серьезно. Если эта информация попадет в газеты — в лучшем случае пострадают дипломатические отношения между Астурией и Бриттией, а в худшем — разразится никому не нужная война.

— Но я не могу не сообщить отцу. И его люди наверняка уже доложили.

— Еще нет. И не доложат, пока вы не примете решение.

— Людвиг, какое именно решение вы хотите, чтобы приняла Элиза? — уставившись на него гневно горящими синими глазами, спросила Ольга.

— Предоставить разговор с герцогом Кэррингтоном Гектору. Родственникам всегда проще договориться.

— Не такие уж мы и родственники, — попробовала протестовать бриттка, но Людвиг уже видел: сдалась.

Что ж, можно выдохнуть. Ненадолго.

— Я рад, что мы договорились, — кивнул он и обернулся к Ольге. — Надеюсь, вы тоже все поняли и не станете рисковать.

— Сидеть в комнате и трястись от страха я не собираюсь, — буркнула та.

— У вас и не выйдет. Если помните, послезавтра начинается ваша учеба, а я — ваш куратор. И не терплю бездельников. Так что скоро увидимся. А вы, если что-то еще вспомните или узнаете — сразу сообщайте мне. Вот мой личный номер, если меня нет — можете оставить сообщение Рихарду, он все передаст в точности.

Напоследок оглядев растерянных и усталых студентов, Людвиг отвесил насмешливый поклон и вышел.

— Вот даже не знаю, радоваться или... — успел он услышать, закрывая за собой дверь.

И тут же налетел на что-то твердое, что обиженно сказало:

— У-у! Зяма хороший!

— Зяма? — переспросил Людвиг, уже не в состоянии даже удивляться.

— Зяма нести письмо. Важно! У-у, как важно! Вот!

И тролль гордо продемонстрировал белоснежный конверт с печатью Гельмута, адресованный Ольге Вульф.

— У-у... — повторил за троллем Людвиг и от избытка чувств прикрыл глаза ладонью. Этот жест, так любимый его женой, сейчас был как нельзя более уместен.

Ольга

Прошлым вечером Ольга даже не вскрыла письмо от его величества Гельмута. И предсмертную записку какой-то дуры не прочитала, а сломанный кулон просто бросила на стол. Сил не было. Никаких вообще. Они с Лиз до своей комнаты-то едва добрались — с помощью гэльсов. И, честное слово, Ольга чуть было не согласилась на любезное предложение рыжего посидеть с ними до утра. Просто чтобы девушки не боялись.

Но она же маг Смерти, она не боится! Не боится, и все тут!

Правда, снилась ей полнейшая дрянь. Она куда-то бежала и проваливалась, что-то горело, а еще она нашла что-то ужасно важное и тут же потеряла... В общем, не сон, а полное безобразие. Хоть проси у Элизы успокоительное.

Мысль об успокоительном посетила ее вновь, когда не успели они налить себе по чашечке шамьета, сваренного Лиз, как явились франки. Две штуки. Сияющие, бодрые и довольные жизнью. За ними тянулась Фифа, разряженная, зевающая и сердитая. Она подчеркнуто не смотрела на Ренара, а тот — на нее.