— Эти господа, — сказал мой хозяин, — персональный штат сенатора. Вы можете полностью доверять их абсолютной предусмотрительности.

— Прекрасно. А в чем мы должны быть предусмотрительными?

Один из сидящих подался вперед, стискивая лежащие на столе руки. Он был маленький, сухонький, с узкими, точно вылепленными из белой глины ноздрями и глазами, как у хищной птицы.

— Мистер Флорин, как вам известно, анархисты и прочие недовольные угрожают нашему обществу, сказал он негромко, словно шепоток совести. — Кандидатура сенатора на пост Мирового Лидера — наша единственная надежда на продолжительный мирный прогресс.

— Возможно. Но причем здесь я?

— Может, вы заметили, — сказал его сосед, пухлый и весь какой-то мягкий, — что в последние дни избирательная кампания сенатора начинает терять импульс динамики.

— Я не интересовался этим в последние дни.

— Были претензии, — сказал первый, с глазами птицы, — что он повторяется, терпит неудачу при ответах на вопросы его противников, что ему недостает динамизма. И эти претензии все ширятся. Последние три месяца мы кормим новостные масс-медиа подтасованными фактами.

Все уставились на меня. В комнате повисла тишина. Я оглядел стол, и мой взгляд остановился на человеке с густыми седыми волосами и бульдожьим ртом.

— Вы хотите сказать, что он умер? — спросил я.

Седовласый медленно, почти с сожалением покачал головой.

— Сенатор, — торжественно произнес он, — сошел с ума.

В этот кульминационный момент тишина стала такой же тяжелой, как полностью загруженная стиральная машина в прачечной. А может, и еще тяжелее. Я огляделся, увидел у стены стул, принес его поближе к столу, сел и поерзал, устраиваясь поудобнее, после чего откашлялся. За окном послышались гудки автомобилей.

— Трудности, которые он преодолевал последние три года, подкосили бы обычного человека в два раза быстрее, — сказал человек-птица. — Но сенатор — борец, и он стойко переносил это давление. Однако, оно все же сказалось на нем. Он везде стал видеть врагов. В конце концов, его навязчивые идеи сложились в устойчивую бредовую систему. Теперь он считает, что все против него.

— Он уверен, — сказал Большой Нос, — что существует заговор с целью его похищения. Он предполагает, что враги намереваются промыть ему мозги и сделать своей марионеткой. Соответственно, он решил, что должен бежать.

— Трагично, — сказал я, — но это не совсем моя сфера. Вам нужен мозгоправ, а не сыщик.

— Самые лучшие нейропсихологи и психиатры страны пытались вернуть сенатора к реальности, мистер Флорин, — сказал Большой Нос. — Но у них ничего не получилось. Поэтому мы решили привести реальность к сенатору...

— НАШ ПЛАН в этом и состоит, — сказал человек-птица, подавшись вперед, и на его лице появилось даже нечто вроде выражения, — Сенатор полон решимости рискнуть пойти в Город инкогнито, чтобы отыскать там своих врагов. Отлично. Мы проследим, чтобы его бегство было успешным.

— Он предполагает, что, выйдя из роли делового человека, лишившегося пропитания и положения в обществе, он может просто затеряться в толпе, — сказал Большой Нос. — Но он столкнется с тем, что это не так все просто. Аналитики, изучавшие его дело, уверяют нас, что его чувство долга нельзя так просто скрыть. Трудности возникнут из глубины его же разума. А поскольку ему противостоят воображаемые препятствия — он обнаружит, что, в конце концов, они вовсе не воображаемы.

— Человек, который считает, что его преследуют невидимые враги, который считает, что ему грозит смерть, является, по определению, психически больным, — сказал человек-птица. — Но что, если его действительно преследуют? Что, если его страхи истинны?

— Мы априори считаем его нормальным, мистер Флорин, — сказал Большой Нос. — И, непосредственно столкнув его с реальностью, приведем его обратно к здравомыслию.

— Ловко, — сказал я. — А кто обеспечит его розовыми слонами? Или серебряными человечками в клозете?

— Мы не лишены ресурсов, — мрачно сказал Большой Нос. — Мы уже приняли меры, чтобы часть города была эвакуирована, за исключением надежного, умелого персонала. Мы установили очень сложное оборудование, реагирующее непосредственно на его мысли. Все его перемещения будут отслеживаться, а фантазии контролироваться — и одновременно воспроизводиться надлежащие явления, соответствующие его страхам.

Я осмотрел сидящих за столом. Они все были очень серьезны.

— Джентльмены, вы ждете слишком уж многого от киносъемок и дешевых эффектов, — сказал я. — Сенатор может быть таким безумным, что верит в замок Дракулы, но он не дурак.

Большой Нос холодно улыбнулся.

— Мы хотим кое-что продемонстрировать вам, мистер Флорин.

Он шевельнул пальцем, и я услышал рычание сложных механизмов. Скрежет и стук, становившиеся все ближе и все громче. На столе задребезжали пепельницы. Пол затрясся, люстра принялась раскачиваться. Со стены упала картина. Затем сама стена внезапно выпятилась и рухнула, а в проломе показалась десятимиллиметровая пушка и нос со множеством финтифлюшек танка Боло Марк III, который продвинулся в комнату и остановился. Я чувствовал запах пыли и вонь солярки, слышал завывание турбины на холостом ходу, а также глухой стук падающих кирпичей.