Итан прижал руку к моей пояснице и повел меня наружу. Сажа обогнал нас и запрыгнул на кирпичное основание огромной садовой вазы, расположенной сбоку от уединенной скамейки, окруженной темно-фиолетовым дельфиниумом и светло-голубой лавандой.

— Здесь так красиво, точь-в-точь как английский сад на открытке. – Поведя плечами, я взглянула на Итана, который выглядел чересчур напряженным для простой экскурсии по саду. Крепко стиснутая челюсть и решительное выражение на лице. – Тебе тяжело видеть своего отца с Мари? – осторожно поинтересовалась я.

Он покачал головой.

— Нисколько. Мари горяча, — усмехнулся он. – Так что, я бы сказал, "вперед, отец".

— Фух, прям гора с плеч. Я на мгновение слегка заволновалась. Ты казался… напряженным во время ужина.

Он усадил меня на садовую скамью и заключил в свои объятия, уткнувшись головой в мою шею.

— Я и сейчас кажусь тебе напряженным? – пробормотал он, прижавшись губами к моим волосам.

— Немного, — ответила я, массируя пальцами нижнюю часть его шеи, — твои мышцы здесь сильно напряжены. Когда мы им скажем? Мне кажется, нам уже давно следовало это сделать.

— Мы объявим им, когда вернемся внутрь. Сначала мне нужно побыть с тобой пару минут наедине.

— Я побуду наедине с тобой пару минут. – Я улыбнулась ему, любуясь красивым лицом Итана, пристально взирающим на меня своими голубыми глазами, в которых отражались крошечные искры зажжённых садовых фонарей. Он наклонился, чтобы поцеловать меня и поглотить своей техникой профессионала. Мой желудок сделал небольшое сальто при виде его подернутых сумерками очертаний, оказывающих на меня все тот же эффект, какой они оказывали с первого момента, как наши взгляды пересеклись той ночью в галерее Андерсена еще в начале мая.

Итан целовал меня в саду своего отца гораздо дольше пары минут, но я бы могла целовать его всю ночь напролет. Его губы и язык творили магию с самого начала наших отношений и до сего дня. Когда Итан целовал меня, я чувствовала себя бесценной. Ни с одним другим мужчиной я не чувствовала себя такой любимой.

Наконец, он отстранился и обхватил мое лицо ладонями. Его большой палец ласково скользнул по моим губам, потянув за нижнюю губу так, чтобы послать сообщение «ты – моя» тем недвусмысленным жестом, который творил странные вещи с моими внутренностями. Впрочем, любое легкое прикосновение Итана могло сотворить нечто подобное, и к настоящему времени я сроднилась с этим чувством, которое побуждало меня любить Итана еще сильнее, если такое вообще возможно.

— Я купил тебе кое-что, пока мы были в Холборо. Я нашел это в антикварном магазине, когда ходил в деревню, и понял, что этот подарок создан для тебя. Я ждал подходящего момента, чтобы отдать его тебе. – Он вытащил небольшую прямоугольную коробочку из кармана и положил ее мне на колени.

— Оу… подарок? Мне? – Я подняла коробочку и развернула тонкую голубую оберточную бумагу. Это была книга. Очень старая и очень особенная книга. Мое сердце начало учащенно биться в груди, когда я поняла, что именно подарил мне Итан. – «Ламия, Изабелла, Канун святой Агнесы и другие стихи Джона Китса»? – Я задохнулась от абсолютнейшего шока.

— Тебе нравится? – Выражение лица Итана было нерешительным, и я поняла, что он бы сражался за этот подарок, не зная заранее, понравится он мне или нет. Первое издание Китса наверняка стоило целое состояние, а это, несомненно, было первое издание. Обтянутое зеленой кожей и сохранившее слабое золотое тиснение на корешке переплета, оно стало для меня произведением искусства.

— О, мой Бог! Да, определенно, малыш. Это прекрасный, великолепный подарок. Я буду его беречь. – Я осторожно раскрыла книжку и поднесла ее к одному из садовых светильников, чтобы рассмотреть. – Здесь надпись. Моей Марианне. Всегда твой Дариус. Июнь 1837. – Я вскинула руку к шее и посмотрела на Итана. – Это был подарок любовника. Дариус любил Марианну, и подарил ей эту книгу.

— Также как я люблю тебя, — тихо произнес он.

— Ох, Итан. Если ты продолжишь в том же духе, то я снова расплачусь.

— Я не против твоих слез. И никогда не был. Тем более, когда они не вызваны грустью. Ты можешь плакать от счастья в любое время дня и ночи, детка. – Он подался вперед, чтобы прижаться своим лбом к моему. – Обожаю вкус твоих слез, — сказал он, а затем отстранился.

Я прикоснулась к его щеке и прошептала:

— Я тоже тебя люблю, но ты даришь мне слишком дорогие подарки.

— Нет, детка. Я бы подарил тебе весь мир, если бы мог. Ты никогда ничего не просишь. Ты слишком бескорыстна, а еще ты поражаешь меня своим духом. Чаще всего я без ума от тебя. Это правда. – Он кивнул, чтобы подчеркнуть свои слова. – Я не вру.

— Теперь пришла моя очередь спросить тебя — настоящий ли ты.

Его глаза блуждали по мне, затем он снова кивнул.

— Думаю, я стал настоящим, когда встретил тебя.

Мое сердце упало на выложенную камешками землю к самым ногам, когда Итан поднялся со скамейки и встал передо мной на колени. Он взял мои руки в свои.