— Папа — в Африке. Он львов… дре-сси-рует, — старательно выговаривает она.

— Ого… Ясно, — поджимаю я губы. Да уж. Тогда вряд ли я его отыщу.

Львов дрессирует?… Это ты мне назло, Кошкина?! Совсем без башни?..

— А вы с мамой живёте вдвоем, пока папа в Африке?

Отрицательно качает головой. Потом мгновение подумав — положительно.

Неожиданно разворачивается ко мне. И я опять плыву от этих знакомых глаз. Только, в отличие от Кошкиной к этим глазам у меня ни одной претензии нет. Мне просто жаль, что малышка переживает.

— Ты «полиция»? — притрагивается к моему кителю.

— Да.

— Я хотела позвонить в полицию.

— Зачем?

— Чтобы маму искали!

— Мама задерживается на работе, — повторяю я официальную версию.

— Врёте вы все… Мама потерялась.

Молчу, не зная, что сказать.

— Найди мою маму.

— Найду, — просаживается мой голос.

Достаёт из кармана сложенную в несколько раз бумажку. Там что-то нарисовано карандашами.

— Это маме…

— Передать?

Кивает.

— Хорошо. Обязательно.

— А когда найдешь?

— Ох… Ты главное ешь, давай. Представляешь, как мама расстроится, если узнает, что ты не ешь?

— Не буду… — отворачивается. Кукла падает из рук на пол.

Упрямая… в Марьяну.

Потрепав её по голове с тяжёлым сердцем отхожу.

— Ну? — пытливо смотрит на меня Лена.

Она не знакома с Марьяной. Жила тогда с родителями в другом городе, и я не успел познакомить. Не знает и сейчас, что она моя бывшая.

— Что — «ну»?

— Ты что — ничего не заметил? — цокает она языком, закатывая глаза.

— А что я должен был заметить?

— Окей… — подозрительно.

Заезжаю домой покормить Гавра.

На часах одиннадцатый. Медведев еще работает по Марьяне, и я планирую сменить его на ночь. Гаврюха лезет на руки и прячет холодный нос на моей шее. Обнимается…

— Тоскливо тебе, да? Мне тоже…

Отстраняясь, внимательно смотрит мне в глаза.

— Ну потерпи, будет у тебя новый хозяин завтра, — чешу ему макушку. — Обещали тебя забра… Эй!

Замечаю, что мусорное ведро под стойкой перевернуто. Благо чистое и пустое.

Ссаживаю Гавра с рук. Ставлю ведро как было. Надо бы купить ему «нору», а то в диване, то в шкафу хозяйничает. Только, если завтра отдавать, то смысл?

Но Гавр тут же встает в стойку, хватается передними лапами за край ведра и роняет его обратно. Отскакивает. Настороженно подходит, пытаясь залезть внутрь.

— Нет! Мусорное ведро — это не домик.

Немного поспорив с упрямо роняющим ведро сурикатом, машу на это безобразие рукой. Не до этого мне…

— Но учти, придется принять душ, перед тем как идти в комнату.

Закрываю двери в комнату.

И только собираюсь дозвониться до Михи, как звонит он сам. И мне становится нехорошо. Потому что это значит — есть новости. А они априори не могут быть добрыми.

Ложась на стену спиной, я, не справляясь с голосом, хриплю в трубку:

— Слушаю…

— Лёва, тачку эту нашли. Мерс принадлежит Юрию Лившецу. Житель Москвы. Главный методист одного из московских банков. Сорок лет.

— Медведь! — нетерпеливо обрываю я. — Еще длину причиндалов мне его скажи! Я и так понял, что он классный! — психую я. — По существу, давай.

Сердце гулко бьётся в груди.

— Вчера эта тачка попала в аварию. Лобовое… Капот смят со стороны пассажира и…

— А пассажир?! — не выдерживаю я.

— Дуй в травматологию краевую.

— Понял.

— Стой.

— Ну что?! — дрожащими пальцами закрываю квартиру, на ходу засовывая руку в рукав куртки.

— Ты такси взял бы, дружище.

— Нахрена? Я на машине.

— Нервный ты… Как бы потом тебя в соседней палате не искать.

— Да?… Ладно, я осторожно.

— Хочешь, я подъеду.

— Нет! — отрезаю сначала я. Но когда понимаю, что пальцы на брелоке и с третьей попытки жмут на всё что угодно, кроме разблокировки…

— Хотя, да. Давай. К травматологии. Что-то я и правда не в себе.