— У меня нет сына, — ни капли не сомневаясь в своем утверждении, спокойно добивает меня этим высказыванием. — У меня в принципе нет ни жены, ни детей.

Качаю головой, все еще не веря в происходящее. В то, что это лишь злая шутка судьбы, лихо разыгранная умелым музыкантом по идеально прописанным нотам.

Паника разочарования скручивает меня изнутри, сжимая сердце в тиски и мешая дышать. Ну как же так? Кто-то из них врет? Кто? Или они заодно?

Да, точно! Просто гулена папаша, закоренелый холостяк, судя по отсутствию кольца на правой руке и не молодежному возрасту, когда-то, видимо, так же бросивший своего ребенка без тени стыда и угрызений совести, поддерживает сейчас легенду безответственного сына — великовозрастного детины, не желающего брать на себя ответственность за новую, маленькую и беззащитную жизнь, теплящуюся у меня под сердцем.

— Но… — всхлипываю я, теряя последнюю надежду на положительный исход дела.

Боже, куда я попала и о какой помощи и поддержке может идти речь?! О чем я только думала?!

Устало вздыхаю, глотая слезы, а в голове полный кавардак. Хорошо, что немногим ранее успела присесть на небольшой пуф, стоящий тут же, в прихожей, иначе упала бы. Меня бьет такая крупная дрожь, что зуб на зуб не попадает. Пытаюсь что-то еще сказать: донести истину, достучаться до сознательности, но лишь открываю рот и издаю невнятные хрипы. Горло саднит, и слезы обжигают щеки.

— Так, дорогая. — Несостоявшийся «дед» строго смотрит на меня, скрестив руки на груди. — Вот только давай без этих театральных жестов! — возмущается он. — Иди в ванную, умойся и переоденься в сухое. — Он кивает в сторону двери, изготовленной из серого матового стекла и расположенной по левую сторону от небольшой прихожей, в которой мы все еще находимся. — А то, не дай Бог, еще заболеешь.

В ответ я только киваю ему, пребывая в полном смятении от происходящего. А мелькнувшие в его грубоватом голосе нотки заботы вводят в приятное замешательство, несмотря на то, что они моментально исчезают и на меня льется холод его недоверчивого взгляда.

Встать не могу, ноги, словно ватные, и голова идет кругом. Пережитое волнение дает о себе знать неприятным спазмом и подкатывающей тошнотой. А если к этому добавить еще и то, что ела я последний раз на борту самолета стандартный, почти безвкусный паёк пассажира эконом-класса, штормит меня ещё и из-за голода.

— Да твою же налево! — цедит сквозь зубы недовольно хозяин дома, захлопывает все еще открытую входную дверь, отрезая нас от улицы и сырых порывов ветра. — Сиди здесь, я сейчас, — кидает мне приказным тоном, ослушаться которого я не смогу, даже если бы очень сильно захотела. У меня просто нет на это никаких сил.

Уходит куда-то вглубь дома. До моего слуха доносятся только его тяжелые шаги, да и те постепенно затихают. Звенящая тишина окутывает меня, накрывая плотным саваном, и такое же безмолвие в моих мыслях. Сижу, смотрю в одну точку на стене прямо передо мною. Хорошо, наверно, быть амебой — бесчувственной, безэмоциональной, бесхребетной…

*Агния*

Мир расплывается перед глазами, теряя четкие линии и растушевывая краски. Озноб охватывает меня полностью, и я лишь крепче обхватываю себя руками, пытаясь хотя бы чуть-чуть успокоиться и заставить свой мозг рационально мыслить. Но отчаяние, словно вредоносная плесень, попавшая в питательную среду, с каждым моим вздохом все сильнее заполняет серостью мое сознание.

В носу свербит, и я громко чихаю, прикрывая рот ладонью.

— Будь здорова, — буднично желает вернувшийся в прихожую хозяин дома. За непродолжительное время своего отсутствия он успел переодеться, и сейчас на нем черные джинсы, сидящие на нем как влитые, и серая футболка. — Пошли, помогу дойти до ванной. — Осторожно придерживая меня, он помогает подняться, и мы шагаем в сторону той самой стеклянной двери.

Помещение ванной комнаты просторное и оформлено лаконично, функционально и без излишеств. Стены, покрытые мозаичной стеклянной плиткой всех оттенков коричневого цвета, словно кусочками солнечного янтаря, придают помещению настроение летнего вечера. Просторная душевая кабина расположена справа от двери, а слева стоит тумба с вмонтированной в нее раковиной, над которой висит огромное овальное зеркало. Еще здесь есть высокий двухстворчатый шкаф с солнечно-желтыми глянцевыми фасадами. Необычно, непривычно и как-то успокаивающе.

— Держи полотенце. — Отворяя одну из створок, он достает большое белое банное полотенце и протягивает мне. — Халат на двери чистый, можешь надеть его.

— Спасибо. — Я смущенно откашливаюсь.

— Погрейся в душе, — кивает Степан Станиславович в сторону кабины, больше смахивающей на транспортную капсулу межгалактического космического корабля с кучей кнопочек и электронным дисплеем. — У тебя не больше двадцати минут, — строго ограничивает он время на гигиенические процедуры. — А-а-а… еще, — добавляет он, тормозя у двери, как будто вспомнил что-то важное, — новая зубная щетка в тумбе под раковиной.

— Хорошо, — киваю немного растерянно.

— Жду тебя на кухне, — говорит он и покидает ванную, плотно прикрыв за собою дверь.

— Хорошо, — как попугай, повторяю я в пустоту.

По привычке запираю дверь изнутри, а затем беглым взглядом окидываю комнату. Полотенце оставляю на невысоком табурете, стоящем как раз около душевой кабины. Быстро скидываю с себя все мокрые вещи и, войдя в современную ультранавороченную кабину, плотно прикрываю стеклянные створки. Нажимаю наугад на одну из кнопок, затаив дыхание, поворачиваю рычаг и тихо охаю, когда сверху на меня начинают падать мягкие потоки теплой воды, словно морось из туч, нагретых июльским солнцам.