Юноша, скорей, похожий на девицу, мало чем отличался от раненого ласса. Только щеки его, то наливались румянцем, то вдруг теряли его. Он ехал посередине, время от времени переводя взгляд с одного спутника на другого. Если юный всадник смотрел на раненого, бледность покрывала его хорошенькое личико, и в глазах появлялись тревога, испуг и сострадание. Если же смотрел на зеленоглазого ласса, то щеки вспыхивали, и юноша опускал глаза, пряча смятение.

Третий всадник выглядел наиболее невозмутимо. Благородные черты его лица дышали спокойствием. Он бросал короткие взгляды на раненого, чаще минуя юношу, потому что стоило посмотреть на него, и мужские глаза наполнялись теплом и затаенной тоской, уже не в силах оторваться от лица самого юного всадника. Ласс заставлял себя отвернуться и уже не сводил взгляда с дороги.

— К Нечистому, — выдохнул раненый.

— Впереди должна быть деревушка, потерпи, Ригн, — отозвался Гаэрд Дальвейг. — Скоро отдохнешь.

— Нужно уйти подальше, — сипло ответил ласс Магинбьорн.

— Ты долго не продержишься, — покачал головой Гаэрд. — Нужен отдых.

— Не нужно за меня решать, — зло отчеканил Ригнард.

— Ригн, не спорь. Гаэрд знает, что говорит, слушайся его, — в спор вмешался мелодичный девичий голосок.

Магинбьорн фыркнул и закатил глаза.

— Ласс Дальвейг, делайте, как считаете нужным, — девушка в мужской одежде посмотрела на зеленоглазого мужчину и снова залилась румянцем.

— Благодарю, лаисса Лиаль, — улыбнулся он в ответ. — Хорошо, что есть кто-то, кого этот упрямец слушается.

— Мой брат разумен, но вы верно заметили, он бывает временами невероятно упрям.

— И слишком порывист, — уже строже произнес Гаэрд, глядя поверх головы Лиаль на ее брата.

— И в этом вы тоже правы, — согласилась Лиа, улыбаясь.

— Спелись, — проворчал Ригнард, едва заметно усмехнувшись.

То, что его друг и сестра не сводят друг с друга глаз, стоило одному из них отвернуться, ласс Магинбьорн заметил еще на той ферме, где они нагнали похитителей Лиаль. Наверное, впервые в жизни, он смотрел на поклонника сестры без подозрений и враждебности. Покойный Альгерд ему нравился, но не нравилась мысль об их с Лией свадьбе, а Дальвейг пришелся Магинбьорну по душе. Однако говорить об этом, ни с Гаэрдом, ни с Лиаль, он не собирался. Сестра все еще оставалась лаиссой Ренваль, а Дальвейг, как благородный муж, не смел перейти дозволенной грани. И будет на то нужда, Ригн мог смело поручить Лиаль заботам друга, не опасаясь, что он будет непочтителен с ней.

— Мы беспокоимся о тебе, — так же строго, как и Гаэрд, ответила Лиаль, и молодому Магинбьорну достались два укоризненных взгляда.

— Святые мне свидетели, — вдруг снова рассердился Ригн, — я забочусь о вас не меньше. Тебя, сестрица, разыскивает супруг. Тебя, мой друг, твои враги. И, похоже, я тут один понимаю, что лучше не тратить время на мою рану.

— А на твои похороны нам стоит тратить время?! — не менее сердито спросила Лиа. — О чем ты думаешь, братец? Неужто решил, что твое хладное тело порадует меня больше, чем стены Фасгерда? Мы остановимся в деревне, и возражений я слышать не желаю!

— Лиа…

— Молчать! — рявкнула лаисса Ренваль и передернула плечами. — Я все сказала.

Мужчины изумленно взглянули на нее. Гаэрд улыбнулся, а Ригнард ядовито фыркнул:

— Почти двадцать лет с ней мучаюсь. Выросла на мою голову.

— Святые вознаградят тебя за терпение и покорность, — деловито ответил Гаэрд.

— Уж надеюсь, — проворчал Магинбьорн.

— Непременно, — уверенно кивнул Дальвейг.

Мужчины снова переглянулись и рассмеялись. Лиаль осталась строгой, сейчас сильно напоминая нахохлившегося воробья — забияку. Святые свидетели, что она пережила, пока они с Гаэрдом мчались обратно на ферму. Они обнаружили Магинбьорна с лицом, покрытым пепельной бледностью, лежащим на той самой кровати, на которой провела ночь его сестра. И в первое мгновение Лие показалось, что Ригн не дышит. Через пару мгновений подоспела фермерша, которой помогали двое ратников, пока она обмывала рану их господину и перевязывала. Но эти мгновения Лиаль не забудет никогда. Девушке показалось, что под ногами ее бездонная черная пропасть, и она стоит на тонкой нити, которая вот-вот оборвется, и лаисса полетит вниз. Только твердая рука ласса Дальвейга стала ей опорой и не дала заголосить от нахлынувшего горя.

На ферме они оставались до следующего утра, пока Ригнард, морщась и бранясь, не залез в седло. Все понимали, что задерживаться нельзя, и все же душа протестовала против того, чтобы отправиться в путь прямо сейчас. Однако в тот раз выиграл Ригн, первым покинув двор фермера и пообещав добить себя, если станет причиной их поимки. Пришлось покориться ему. Уж кому, как не Лиаль было знать, что брат слов впустую не бросает. Потому и нарушила сегодня все законы, повысив голос на мужчину своего рода, пока он не придумал новой каверзы.

И все же день и ночь, проведенные у постели брата, стали для лаиссы Ренваль кошмаром наяву. Пока Ригн был без сознания, пока метался в бреду, она сидела рядом, ухаживая за ним. Сколько всего успела представить и передумать измученная девушка, знали лишь Небесные Покровители. Она так боялась, что брат не дотянет даже до утра. Утирала слезы и молилась, молилась жарко, открывая душу. Лиаль клялась Святым, что вынесет любое испытание, лишь бы Ригнард пришел в себя. И только поддержка Гаэрда Дальвейга, почти не покидавшего Лиаль и Ригнарда, не позволили лаиссе скатиться в пучину отчаяния.

Он успокаивал Лиаль одним своим присутствием, вселяя уверенность, что все будет хорошо. Заставлял поесть, а ночью, когда девушка уронила голову на грудь, перенес на соседнюю кровать, и улыбнулась, заметив, что она открыла глаза. Лиаль попыталась встать, но Гаэрд с мягкой настойчивостью вновь уложил ее и пообещал не отходить от раненого. Лаисса покорилась, но еще долго смотрела на мужчину, сидевшего на стуле рядом с кроватью Ригнарда.

— Гаэрд, — едва слышно прошептала Лиаль, но он услышал и обернулся, ловя смущенный взгляд.