Понял, что эта встреча была совершенно лишней. Все — ошибка. Надо было остаться за порогом. Он же влетел в ее спокойную устроенную жизнь со своим привычным нахрапом. Назад теперь как?

27.3

— Давно замужем?

— Пять лет.

Неправильная и эгоистичная мысль снова прокралась в его воспаленные мозги: быстро справилась.

— И как? Счастлива?

— Очень.

До сегодняшнего дня относительно плевать ему было на Савраня. А сейчас утробу затопило необузданное сумасшедшее желание: забраться скотине в голову и отобрать все, что связано с Доминикой.

С тем, что она замужем, у него хватило времени как-то примириться. Ребенок же стал новым ударом. Ситуация поменялась, набрала масштабы. Сознание выстроило логическую цепочку: женщина любит — решает забеременеть — принимает в себя мужское семя — носит плод под сердцем — в муках приводит в мир

— любит это существо. Это кольцевая: от любви к любви. И как он собирался ее разрывать?

Сердце в груди Градского заколотилось тяжело, глухо, бессильно.

— А ты как? Эта девушка, с которой ты стоял на вечере до того, как подошел… У вас серьезно?

Мотнул головой, не глядя на нее.

— Это не то.

Определенно, не то.

— Ясно, — тихо отозвалась Доминика, продолжая семенить рядом и катить коляску.

— Работа нравится?

— Подходит, — вышло из него все так же хрипло.

Повернув голову, снова поймал момент, когда Ника улыбнулась ребенку и выдала губами тот странный причмокивающий трюк, который используют с детьми все женщины. Пацан беззубо разулыбался. Замахал пухлыми, словно лента сарделек, руками. И притих, не отрывая от Плюшки восторженных глаз.

— А ты в "Атмосфере[2]" живешь, да? — спросила, даже не глядя в его сторону.

Продолжая развлекать мальчонку, звонко цокнула языком.

— Откуда знаешь? — удивился Сергей.

— Я тебя однажды видела. Мы близко живем. Я — на Гагарина. Тоже новострой, но намного скромнее, конечно, — улыбнулась уже Сергею, но как-то не особо тепло. Будто с некой издевкой. — Нашу очередь "СтройГрад" в декабре сдавал.

— Понятно.

"Салют-салют, бессонница…"

Теперь еще существуй физически, зная, что она на соседней улице… С этим конченным уродом.

— Как познакомились?

Поймав рассеянный взгляд Ники, припрятав внутри себя весь ярый негатив, сухо уточнил:

— С Савранем.

— Да мы, как бы, всю жизнь знакомы.

Чуть выпячивая подборок, глянула куда-то вверх между острыми конусами деревьев и мягко улыбнулась. А Градскому колоссальных усилий стоила одна лишь банальная фильтрация кислорода.

— Олег из моего городка. Мы в одну школу ходили. Он на год старше.

Промолчал, осознавая, что ничего нормального из него сейчас не выйдет. Ника тем временем разболталась.

— Я обычно к родителям на лето езжу.

Кто бы сомневался!

— Это первый год, когда пришлось остаться. Олег… — запнулась, выдохнула. — Да и Лёнчик…

Резануло, словно по живому, а казалось, что за последние минут двадцать уже все, нахер, скончалось.

— Я и учусь, и работаю. Собираю материал для диссертации. Николай Иванович дал мне полную свободу передвижений, — засмеялась довольно. — Как часы в универе вычитала, так в "СтройГраде" каждый день отираюсь. Может, не всем нравится, но помалкивают и сразу дают всю нужную информацию. Николай Иванович — мировой просто! Сам мне много рассказал. Я прям интервью ему устроила. Правда, раньше думала, что отец твой неприятный сноб… — глянула смущенно, проверяя его реакцию. У Градского, конечно, витрина — полный покер- фейс. Физиономия хоть и являлась окном в душу, чтобы ставни закрыть много ума не требовалось. При надобности умел, как никто. — Сейчас поменяла мнение. Хороший человек.

— Рад, что он тебе помогает.

— А сразу и не скажешь…

— Почему?

— Недовольный ты какой-то…

— Нормальный.

— М-м-м… Ладно. Пусть так.

Она еще что-то тараторила, а Сергей будто заковыристую головоломку решал, не получалось почему-то сложить в цельную картинку. Все разваливалось. И с каждым ее словом больше и больше теряло какой-либо смысл.

Градский упустил, когда именно ребенок начал вертеться и недовольно выгибаться, упираясь пятками в днище люльки. Заметил, что Доминика провернула старые трюки со звуками.

Не проканало.

Леонид открыл рот и заголосил с такой звуковой амплитудой, что у Сергея уши заложило.

Кузнецова вздохнула и, покачивая коляску, свернула в сторону.

— Извини. Нам нужно покормиться, — из-за плача он ее едва услышал.

Она вытащила ребенка из люльки и, ловко уместив его у груди, присела на скамейку. А Градского словно головой об асфальт приложили. Так и замер посреди аллеи, отмечая, что все звуки вокруг них стихли. Вцепившись ладошкой в декольте Никиной майки, мальчишка стал недвусмысленно тянуть ее на себя и нетерпеливо ловить ртом воздух.