— Я отключаюсь, — осипшим голосом оповестила ее Ника, прорываясь в возникшую на том конце провода мимолетную паузу. — Слышишь?

— Ладно… — вздохнула Катя и тут же переключилась на другую тему: — Я говорила тебе, что Костик козел?

— Миллион раз.

— Так послушай еще миллион первый: Костик — козел.

— Что он сделал на этот раз?

— Критиковал мою манеру езды. Мудачина. Страшно ему, видите ли, со мной ездить…

Доминика благоразумно смолчала, хотя так и подмывало припомнить подруге: только в этом году та была участницей двух мелких ДТП.

— Не принимай близко к сердцу, Уварова. Вот мой папа до сих пор ворчит, когда мама за рулем. Двадцать шесть лет вместе!

— А я вот не собираюсь с этим мириться, знаешь? Пусть что-то с собой делает! Я не знаю… Валерьянку пьет, четки перебирает, считает до десяти и обратно… Ой, ладно, к черту его! Может, нам и вовсе "сандалии жмут" и не по пути… Стерпит — слюбимся, а нет — так нет! Я вообще-то звоню сообщить, что генералку[1] с девяти на восемь перенесли. Не опоздай! Чмок-чмок! Удачного трах-тарараха! Мам, это не то, что ты подумала… — открыв рот, Ника с изумлением переваривала то, что Катька в очередной раз вмешала в их разговор свою мать. — Это такая сетевая компьютерная игра. Да, так прям и называется. Симулятор жизни. Очень популярный, кстати. В нее ща ваще все играют! Всё, Кузя! Не забывай предо… сохраняться. Пока-пока, звезда!

Уварова отключилась, а Доминика еще некоторое время прижимала телефон к уху, собираясь с мыслями.

"Так…"

"Ла-а-а-дно…"

Совершив глубокий вдох, медленно развернулась.

Заметив, что Градский увлеченно копается в телефоне, в первую минуту даже растерялась. С осторожной улыбкой приблизилась к стойке. Взяла чашку, чтобы как-то занять ослабевшие руки.

— Бл*, как называется эта песня? — бросив в ее сторону беглый, но какой-то слишком внимательный взгляд, снова уткнулся в телефон. — Не могу найти.

— Какая?

— Ну, та, которую горланила твоя оголтелая подружка. Как там было? Белые цветы, их так любишь ты… — зачитал строчки, будто рэп, качая в такт головой. — Может, в курсе, кто поет?

Доминика прыснула, сдергивая с головы Градского бейсболку.

— Ну, в курсе, конечно.

Мотнув головой, высвободила из-под полотенца влажные пряди. Нахлобучила кепку задом наперед.

— Сергей Николаевич Градский, познакомьтесь, будьте добры, Александр Серов. И, охи-ахи, его потрясающая композиция "Я люблю тебя до слез".

— Название, конечно, тупое, — размышлял Серега чуть позже, прокручивая трек на телефоне. — Но вот эти строчки… Послушай.

Белизной твоей манящей белой кожи,

красотой божественных волос -

восхищаюсь я, ты мне всего дороже,

все у нас с тобой только началось…

— Красиво.

— Угу, красиво, — вздохнула Ника, подпирая ладонью подбородок. — Только это известный хит. Неужели не слышал?

— Не, никогда не слышал.

— Это нереально как-то… Может, просто не обращал внимания?

— Может, и не обращал.

Поднявшись, прошел в центр комнаты.

— Эй, иди-ка сюда, моя мадам.

Натянув козырек на затылке пониже, вставая, Доминика расправила мятую мужскую футболку. Танцующей и дразнящей походкой приблизилась к неподвижному Градскому. Прижала руки к его обнаженной груди. С неприкрытым восторгом прошлась по твердому рельефу. Коснулась пальцами колючего подбородка.

Но стоило Сергею прижаться губами к ее шее, Ника задрожала, и это волнение моментально передалось ему. На лице заиграла какая-то абсолютно бесшабашная пацанская ухмылка. Нетерпеливые ладони огладили округлые бедра, направляя и контролируя ее плавные волнообразные движения.

В какой-то момент пальцы, выдавая бушующую внутри лихорадку, крепче прихватили упругую плоть. Участившееся дыхание вырвалось из груди горячим и рваным потоком.

— Красивая ты, Кузя, слов нет.

— Одни эмоции?

— Ага.

— Ну и нормально…

Вокал Серова прервала более быстрая современная композиция. Они отметили это отстраненно и без промедления, с легкостью попадая в новый цикличный музыкальный такт.

[1] Здесь: генеральная репетиция.

Всё пройдет, а ты останешься,

и для этого есть миллион причин.

Ступив в полумрак гостиной и оставив за спиной режущее глаза освещение, Доминика слегка прищурилась. Зрение заторможенно обрабатывало доступное ему изображение.

В приглушенном свете, рассеянном по дизайнерским апартаментам декоративной иллюминации, заметила сидящего на полу Градского. Ссутулившись, своей крепкой спиной он подпирал габаритный кожаный диван. Полуобнаженный, в одних лишь черных спортивках, выделяющихся в сумраке тремя белыми полосками, он, согнув в коленях широко расставленные ноги, свешивал на них руки. Смотрел, как казалось Нике, бесцельно — в одну точку.