Поступал правильно, как мужчина.

Отпускал.

Тяжело. Больно. Мучительно. По живому отрывал.

"Куда она сейчас пойдет? Что будет делать? С кем?"

"*баный насос!"

Грудь Градского высоко поднялась и медленно, словно на внутреннем изломе, опустилась. Тело в спешке трансформировалось: наполняясь колоссальным напряжением, увеличилось в объемах и забугрилось стальными мускулами.

— Стоять, мать твою! — рявкнул в спину, когда Доминика уже в дверную арку вошла.

29.2

— Стоять, мать твою! — рявкнул в спину, когда Доминика уже в дверную арку вошла.

Планомерно перевел дыхание, чтобы не выглядеть, как зверь, когда она обернется. Успех был не слишком значительным. Благо, и она повернулась не сразу. Вероятно, тоже собиралась с силами, чтобы снова встретиться с ним, мудаком, лицом.

А когда развернулась… Застыли, без слов глядя друг другу в глаза. Для нормальных людей повисшая пауза была бы непонятной. Для них — очевидной. Глазами сказали то, что пока не решались озвучить вслух.

Первым завибрировал оставленный на комоде телефон Градского, а пару секунд спустя модальным джазом "отозвалась" маленькая черная сумка Доминики. Но ни ей, ни ему уже не было дела до всех, кто пытался достучаться к ним из внешнего мира. Не отреагировали, даже не поинтересовались именами абонентов. Эти звонки лишь подбросили им обоим эмоций. Ревность выжигающими волнами прошлась по периметру гостиной, словно по полю боя.

— Ты специально надо мной издеваешься? — отдышавшись, посмотрела на Сергея с упреком. — Потому что я замужем?

"Нет, потому что ты родила ему сына!"

— Послушай меня и, будь добра, прими к сведению, — притормозил, чтобы немного приглушить грубость в голосе. И без того взглядом еще слишком жестил. — Все, что будет сегодня, только между нами. Забываем обо всех левых личностях. Оставляем в этой гостиной. Дальше — только ты и я, — проинструктировал Нику ледяным тоном.

Дождался ее неуверенного кивка, прежде чем бросить уже на ходу:

— В спальню идем.

— Может, сбавишь обороты своей ярости? — прилетело ему в спину. — Раз только между нами.

— Обязательно. Разденешься — я сбавлю.

В спальне Доминика пыталась протестовать, когда он включил часть точечного потолочного освещения и бело-красную подсветку на стене у изголовья.

— Оставим. Хочу тебя видеть.

— Ладно, — едва слышно отозвалась она.

Приглушенный свет не перегружал зрительное восприятие, напротив, создавал интимную обстановку, деликатно выхватывая из темноты исключительно большую прямоугольную кровать. Оставшаяся часть комнаты теряла какие-либо очертания в приятном сумраке.

— Иди сюда.

— Сейчас.

По шелесту ткани понял, что она повторно раздевается.

Под куполом завораживающей тишины тонкий стук ее каблуков отразился, словно выверенная атакующая дробь. В освещение попали сначала стройные загорелые ноги, затем — округлые бедра и впалый живот, роскошная высокая грудь, выпирающая ключица, напряженная шея… Ника остановилась, когда приглушенный красный свет высветил из сумрачного облака ее подбородок и пухлые губы, оставляя за чертой видимости глаза.

Подняв руку, Градский, словно в сладком бреду, прощупал пальцами твердые косточки ее ключицы, слегка задевая запястьем мягкую упругость груди. Ее рот скоропалительно захватил воздух, формируя в возобновившейся тишине задушенный вздох. Гладкую кожу под его пальцами стянуло россыпью мелкой дрожи.

Как бы у нее в личной жизни ни получилось, каким бы опытом она не успела обзавестись, Сергей не должен был пользоваться создавшейся ситуацией.

Не должен был, но воспользовался.

Хотел, чтобы отныне она принадлежала только ему. После секса он уже не сможет ее отдать. Не отдаст. Все. Точка.

— Без резинки. Согласна?

Губы Ники дрогнули непонятной эмоцией.

— Не знаю, — выдавила нерешительно, но как-то отстраненно, словно на тот момент уже плохо соображала.

— Я — знаю. Все хорошо. Доверься мне.

— Хорошо.

Сковал хрупкие плечи ладонями. Девушка тотчас окаменела, а Градский, удерживая ее на расстоянии вытянутых рук, на долгое мгновение прикрыл глаза.

Как ему, бл*дь, к ней прикоснуться, чтобы его не разбросало на куски? Как?

Минуя ненужные ни ему, ни ей страдания, по нахрапу пошел. Сделав шаг, приблизился практически вплотную. Заведя за спину Ники руки, слегка прошелся по напряженным позвонкам. Потянул ее на себя. Теряя силу, обнял с опаской — едва- едва. А потом, дождавшись ее первого отрывистого вдоха, вдавил податливое девичье тело в свою грудь.