— Вернейский соболь для миледи.

Продавец всмотрелся в Мартина и тотчас же изменился в лице.

— Милорд Мартин… ох, простите, не узнал вас. Простите великодушно, — он обернулся ко мне и произнес: — Миледи, пройдемте в примерочную. Буквально вчера к нам привезли новую партию, я как раз придержал шубку вашего размера.

Когда я вскоре вышла к Мартину и посмотрела в высокое зеркало рядом с ним, то снова не узнала себя в светловолосой красавице, тонувшей в легком меховом облаке. Шубка была теплой, она невесомо опустилась на меня, окутав мягкими объятиями, и я вдруг растерянно подумала, что… красива.

Девушка в зеркале была красавицей — нежной и хрупкой красавицей. И, переведя взгляд на Мартина, я с не меньшей растерянностью увидела, что он любуется мною. Смотрит не как на иномирянку, служанку, помощницу и друга — как на красивую девушку.

— Сто двадцать тысяч карун, — негромко, но отчетливо произнес продавец, и Мартин вынул чековую книжку.

(Мартин)

Сто двадцать тысяч карун для человека уровня семьи Цетше — пустяк. Я расплатился за шубку, добавил еще полторы тысячи на маленькую аккуратную шапочку, и теперь Дора, которая шла рядом со мной к экипажу, ничем не отличалась от девушек из благородных хаалийских фамилий. В ее глазах сейчас был энергичный блеск, золотая коса лежала на плече, и я обратил внимание, как кто-то из проходивших по улице молодых людей натурально раскрыл рот, глядя на мою спутницу.

Если выдастся случай, то она вполне сможет произвести фурор в высшем свете столицы. Впрочем, сейчас это нам ни к чему. Я собирался какое-то время жить тихо и скучно, окончательно восстановить силы и постепенно набрать новых клиентов для работы. Банковские счета Цетше не меньше, чем у королевской семьи, но любые кладовые можно исчерпать.

Я не хотел этого. Семья научила меня пополнять, а не проматывать.

Однако человек предполагает, а бог располагает.

Дворецкий, открывший двери нам с Дорой, выглядел так, словно его ударили по голове чем-то тяжелым, и он никак не может прийти в себя.

— Что-то не так, Аввард? — спросил я. Дворецкий указал в сторону гостиной и произнес, чуть ли не заикаясь:

— К вам пришли, милорд.

Дора изменилась в лице, и я, должно быть, тоже. Это могла быть только Инга. Я расстегивал пальто негнущимися пальцами, представляя, как сейчас может выглядеть моя бывшая жена, моя несостоявшаяся убийца. Наверняка все так же прекрасна и гибельна, словно мифическое чудовище.

Цетше никогда не отворачиваются — они всегда смотрят чудовищам прямо в глаза.

Мы вошли в гостиную, и, увидев посетителя, я невольно вздохнул с облегчением и согнулся в поклоне.

— Ваше величество!

Краем глаза я заметил, что Дора поклонилась так, что коса махнула по полу. Должно быть, моя иномирянка тоже почувствовала облегчение от того, что к нам в гости пришла не Инга, а всего лишь Георг, король хаалийский и эттивенский.

— Ну встань, дружище, встань, — в голосе его величества звучала неподдельная радость, словно я был не магом, который когда-то выполнял самые опасные задания хаалийской короны, а близким другом или родственником. — Ты не представляешь, насколько я счастлив.

Король крепко, по-отечески обнял меня, и я смог сказать только:

— И я счастлив, ваше величество.

— А эта юная леди? — Георг обернулся к Доре, которая уже успела выпрямиться и теперь смотрела на него с таким же любопытством, с каким рассматривала дракона. — Та самая иномирянка, твоя спасительница?

На щеках Доры тотчас же зацвели розовые пятна смущенного румянца.

— Да, это она, — ответил я, и Дора негромко сказала:

— Да, это я. Дора.

Король улыбнулся. Когда-то в молодости, еще будучи принцем, он прославился своей невероятной охочестью до женского пола, но потом остепенился и теперь смотрел на красавиц как на предметы искусства: мило, даже очень, но трогать руками совершенно незачем.

— Вы вернули нам величайшего волшебника, Дора, — с улыбкой произнес король, — и я благодарю вас от всего сердца, — он обернулся ко мне и сказал: — У меня к тебе два дела, дружище, и я надеюсь, что ты не откажешь ни в одном.

— Не откажу, ваше величество, — ответил я.

Мы сели на диван — Дора смущенно пристроилась на краешке кресла в самом дальнем углу — и Георг извлек из внутреннего кармана крошечную пилюльницу с женским портретом. Агата, его первая жена, вспомнил я. Помнится, ее величество Отта, вторая законная супруга, ненавидела эту пилюльницу и устраивала мужу скандалы…

— Уставать я что-то начал, — как-то очень по-свойски сообщил король, словно был не королем, а пекарем. Я вспомнил эту его манеру: он так вел себя только с преданными друзьями, которым можно открыться полностью, не опасаясь удара в спину. Георг извлек из пилюльницы крошечный белый шарик и, отправив его в рот, добавил: — Вроде бы все по-прежнему, а сил ни на что нет.

Я только руками развел.

— Если я чем-то могу помочь, государь, то вам стоит лишь сказать.

Георг махнул рукой.