Яна, конечно, сама понимает, что в словах подруги посеяно зерно истины. Сколько она прожила под давлением родительских убеждений? Сколько раз сама глушила свои внутренние порывы бурных эмоциональных проявлений? Где еще, как не в Москве, она позволит себе быть собой?

Но принимать материальную помощь от постороннего человека, пусть и подруги, она, безусловно, не готова. Достаточно того, что Марина ей постоянно обновляет гардероб. Да, порой, такими вещами, в которых перед отцом Шахина бы не рискнула предстать.

— Знаешь, мне так нравится Осеев, — понизив голос, делится Ксения.

На эмоциях крепко стискивает ее предплечье. Шумно и взволнованно вздыхает. А Яне вдруг передается это ее волнение. Пульс ускоряется и гулко стучит в висках, рассеивая концентрацию. Ответно сжимая ладошку подруги, она смеется, поддаваясь безотчетной и безграничной радости.

— Расскажи мне, Ксенечка! Поделись!

— Только ты никому!

— Клянусь.

Луценко слегка откидывает голову и мечтательно закатывает глаза.

— Когда его вижу, у меня сердце замирает. И руки начинают дрожать, — говорит, захлебываясь эмоциями, и смеется. — Голос пропадает. И в голове пусто-пусто! Ничего нормального сказать не могу. А-а-а, это так мучительно и так приятно одновременно!

Распахивая шире глаза, Янка тоже хохочет.

— Никогда бы не подумала. Ты всегда такая серьезная, когда он подходит.

— Это я дышать пытаюсь. Концентрируюсь, — прыскает и краснеет.

— А ты ему скажи!

— Что? Ты шутить? Ни за что!

— Почему? Почему? — частит и смеется Шахина. — Симпатия — это же хорошее чувство, да?

— Ну, нет, я не смогу. Даже представить тяжело.

Яна кивает. И внезапно притихая, с какой-то щемящей завистью смотрит на мечтательную улыбку подруги.

— Ты свободна, Ксенечка. Никто тебя осуждать не станет. У вас великая страна, создающая равные условия между мужчинами и женщинами.

— Ну, если с этой стороны посмотреть… — протягивает девушка. — А тебе кто-то нравится? — спохватывается, замечая во взгляде Шахиной застывшую грусть.

Она не собирается лгать и изворачиваться. Здесь, с этим человеком, ей нечего стесняться.

— Да. Нравится, — голос выходит необычайно сиплым, словно она заболела.

— И? Что ты предпринимаешь?

— Ничего, — почти шепотом.

— Мне показалось, ты смелая.

Она смелая. Только эту черту характера ей, кроме как на спортивных соревнованиях, не позволяют проявлять.

— Мой родной город Арсин, если сравнивать с другими, которые я успела посетить в Турции и в России, мало европеизированный. По нашим понятиям, девушка может показать парню свой интерес разве только взглядом. Большее не принято и, несомненно, подвергнется общественному осуждению.

— Вот это да! Не предполагала, что все настолько печально. Напоминает средние века. А парни, как? Они могут проявлять симпатию?

— В случае парня, чтобы начались какие-то отношения, он должен прийти к родителям девушки и просить ее руки. При этом оценивать его будет не девушка, а ее родители.

— Дичь, простите!

Ксению разрывают эмоции.

— Это же немыслимо! Хорошо, что ты к нам приехала, — останавливается она и тормозит Яну, чтобы обнять.

— А давай так! — выпаливает Ксюша, отстраняясь и заглядывая ей в глаза с каким-то шальным азартом. — Я делаю шаг к Осееву, а ты — к своему. Кстати, расскажи мне, кто он. Кто-то из наших?

Лицо Шахиной заливает горячий и яркий румянец.

— Нет. Он знакомый моей сестры.

— Значит, он старше нас?

— Да.

Увлеченные разговором, не замечают, что стоят на середине подземного перехода, и всем прочим пешеходам приходится их обходить.

— Девочки, уберитесь с дороги, — выкрикивает одна из женщин.

Янка тут же бросается извиняться, только той нет до этого дела — она уже шагает дальше. А Ксения оттягивает подругу в сторону и требует продолжения.

— Я его один раз видела. Шесть дней прошло. А до сих пор в груди дребезжит, словно при девятибалльном землетрясении, едва позволю себе вспомнить.

— Вот это да… — впечатляется Луценко. Но все смазывает, неуместно проявляя свой интеллект: — Кстати, ученые считают, что землетрясения более сильные, чем с магнитудой 9.0, произойти на Земле не могут, — и, ойкнув, затыкается.

Выдохнув с весомым облегчением, Янка смеется. Обняв подругу за плечи, кружит ее и нескладно напевает:

— Так-то на Земле-е-е! А у меня-я-я-я в душ-е-е — мож-е-е-ет!