Обычно Игорь выбрал любимый стих о сове.

Совушка-сова

Совушка-сова,

Большая голова,

На пеньке сидит,

Головой вертит… 9

Прочитав пять-шесть страниц и дождавшись, когда Игорь заснет, мама уходила спать в деревянный барак, предоставляемый больницей за услуги повседневной работы нянечки и уборщицы. В дешёвом одноэтажном жилом здании ютилось с десяток женщин. Кроме этого, в годы СССР, за оказываемую похожую на «волонтерскую» помощь им разрешалось находиться в свободное время с находящимися на лечении родными. Бывало даже кормили с общей кухни тем, что оставалось не востребованным пациентами. Мама выкраивала на общение с родным чадом пару часов. Час утром и час вечером, более не хватало времени. Уставала от неудобств, но иного варианта навещать сына не было.

Этот вечер не собирался отличаться. Ожидая, когда мама придёт и почитает, свернувшись клубком Игорь пригрелся и заснул на койке. В палате размещались пациенты, от пяти лет и старше, на одинаково сурово комфортных больничных койках. Копошась в заботах не особо обращали внимание на с трудом справляющемся с обыденными делами мальца.

Когда он проснулся, то за окном темнело именно так, словно мама заканчивала читать стихи. Режим был нарушен, мама не явилась. Остальные в палате крепко спали.

Вдобавок из окна на него пристально смотрела сова, напоминая, что заклинание, успокаивающее её, сегодня не читалось. Она расстроена и требует срочно исправить недоразумения, начав читать. Усевшись на подоконнике, она сердито ждала.

Игорь припомнил строку и зачитал вслух: «Совушка – сова, большая голова».

Далее, как ни просила мама при прошлых посещениях при прочтении запоминать слова, Игорь не помнил строк. Ему нравилось слушать и смотреть на иллюстрации. Под мамино чтение персонажи на них оживали, после такого волшебства не хотелось отвлекаться на запоминание текста. А вот теперь пригодилось бы, чтобы сова отстала.

Сова замигала желтыми, огромными глазами-лампочками, прожигая его за непослушание мамы. Он подверг её опасности, подходящему бешенству! Возбуждение останавливало прочтение дзен-подборки, выстроенной популярнейшими детскими редакторами в детский сборник. Она взмахнула крыльями, подлетела и застучала клювом по стеклу, подгоняя Игоря скорее продолжить чтение вслух.

Малыш испугался, так как ощутил беспомощность. Это было обидно, казался себе взрослым и умелым, не нуждающимся в поддержке, от того смело преодолевающего всплывающие неприятности по дороге к чему-то ещё не понятному, но вселяющему счастье. Он не понимал, что в его варианте под обличьем счастья частенько прячется прикосновение смерти. А на лицо провал, обеспокоенная хищная ночная птица.

Испугавшись за то, что с совой этой ночью по его вине случиться беда, открыл книжку-малютку на том развороте, где волны разума автора раскинули пенную рапсодию, трогающую детскую душу. На нужном развороте не обнаружил сидящую на ветке старого дуба, открывшую огромные желтые глаза в поисках поздно загулявшей мыши, сову. Попахивало проблемами: сова со страницу сбежала сюда, чтобы взять свое. Поздно загулявшей мышью стало быть Игорьку. Испугался.

Решился дойти до мамы. Она в редкое солнечное утро из окна палаты показывала крышу барака, где размещалась. Путь был ясен. Прихватив книжку-малютку и как был, в пижаме, прячась от то дежурной медсестры, то от дежурного врача спустился с четвертого этажа по серо-неприятной черствой лестнице вниз. На первом этаже выглянул из-за угла, осмотрелся и не нашел дежурного. Перестраховываясь, согнулся, прижимаясь к полу и передвигался исключительно по местам, не попавшим в зону освещения скупых ламп. Перед дверью ведущую на улицу уперся в стол дежурившего. Из-под дверной щели тянуло холодом, и Игорь вспомнил, что стояла зима, а он в пижаме.

«Успею добежать» – подбадривал себя ребенок и толкнул тугую дверь.

Его не остановили изношенные пружины. Толкнул столь же затасканную вторую дверь и вырвался на свободу.

Стужа ударила, и Игорь задрожал. Тапки набрали снега, не препятствуя доставили смесь из мороза к льняным носочкам. Отступать – показать, что ты слабохарактерный, каким по вбитому воспитанием разумению (и подслушанному из разговоров родителей со большими дядями и тётями), не может быть взрослый. А он не сомневался в том, что взрослый, от того скрючившись побежал к корпусу мамы.

Пару раз упав, поднимался и продолжал путь. Невидимый великан схватил его за грудь и ни отпуская, глумно давил на хлюпкое тельце крепкими ладонями. Становилось невыносимо дышать, но инстинкт двигал его к деревянной потрескавшейся коричневой двери. Она казалась входом, к которому преодолев препятствие, попадешь в страну розовых пони и радуги. А сказочной страной руководят мамы, вызывая в это мире лучшие эмоции даже едва поглаживая малыша по голове или прижимаясь. Припал к двери барака и застучал кулачком. Стук вышел слабым. Он пытался снова и снова.

В корпусе мам стоял шум накопившегося и решаемого за сутки досуга, заглушающего мягкое постукивание кулачка. Игоря никто не слышал. Он, холодея, теряя надежду войти в яркую страну, сполз на обледеневший металлический порог.

На улице температура воздуха зло опускалась до -25 по Цельсию. Продолжая стремительное падение не беспокоилось о постороннем, ликвидируя любого неприспособленного к нравам холодного периода.

Маленькое тельце окочуривалось. Загибаясь не отпускало приходящуюся на сегодняшний вечер детской библией книжку-малютку. Падал снег, подхватываемый вольнолюбивым ветром. Вместе они стучали в окна, двери и не забывал про Игоря, подбадривая его хлопками. Они обожали сарказм, не ведая жалости.