Шрифт:
С другой стороны дома было повеселее – очень много кустов и живых деревьев. Неужели здесь есть деревья, которые могут цвести? Невероятно! В центре сада был маленький фонтан с фигурой красивого белоснежного лебедя. В основании фонтана я заметила золотую надпись:
Ma bonne annee 1928
По-моему, это на французском языке. Я изучала французский в своей бывшей школе, но знаю его совсем плохо Ma — значит «мой», bonne, кажется, «счастье» или «счастливый»… да «счастливый». Получается «Мой счастливый…» А annee 1928 – это, наверное, тысяча девятьсот восьмой год. «Мой счастливый 1928 год». Интересно, что же в нем было такого счастливого?
Потихоньку начинало темнеть, а я толком ничего не рассмотрела. Повернулась лицом к дому и заметила балкон на втором этаже. Витраж на дверях был выдержан в мрачных серых оттенках. Пастельно-серый, темно-серый, холодный серый и почти белый. Да, мрачно, но зато красиво и аккуратно сделано.
Ну вот, опять я отвлекаюсь… Мама мне всегда говорит, что я ни одного дела не могу сделать нормально, не переключая внимание на какую-то мелочь. Что правда, то правда, а вот к сожалению или нет, я не знаю.
Я вошла в дом и обнаружила, что все уже вернулись.
– Мама! Кэти пришла! – закричала Айви.
– Ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты не называла меня так, это раздражает! – одернула я сестру.
Когда меня называют «Кэти», меня не просто бесит – я начинаю испытывать ненависть к этому человеку. Исключение – мой отец, ведь это он дал мне такое прозвище.
– Катрин, где ты была? – спрашивает мама.
– Я просто прогу…
– И почему ты так разговариваешь со своей сестрой, а? Что она тебе сделала? Ей всего пять лет! – перебила мама.
– Мама, хватит, пожалуйста!
– Вот именно, Катрин. Хватит уже так себя вести!
– Ой, все, мам, оставь меня в покое, пожалуйста!
С этими словами я побежала в свою комнату и заперла дверь. В последнее время мы с мамой часто ругаемся, а сегодня, кажется, побили предыдущий рекорд: скандал всего за полминуты. И вот что удивительно: когда хоть кто-то из членов нашей семьи рядом, мы ссоримся, а когда мы с мамой наедине, у нас почему-то все хорошо. Вот не понимаю, как такое может быть.
За окном уже совсем темно – время полдевятого. Генри зашел ко мне и сказал, что завтра у нас будет первый день в новой школе и лучше бы мне лечь спать пораньше. Но я, как всегда, лягу в одиннадцать, ну, или в половине двенадцатого.
Как же мне не хочется идти завтра в школу, а вдруг я и там не найду друзей? В Кенте мне было очень сложно завести друзей, потому что меня никто никогда не мог понять. Но мне и одной было хорошо. Когда я одна, я могу очень много всего сделать – того, что интересно только мне. Рисование и чтение книг для меня как окна в самый лучший из миров. Мне хочется покоя, но я не знаю, как этот покой найти. Я как неприкаянная душа, как призрак… Я где-то читала, что призраками становятся люди, не закончившие важное дело при жизни, и теперь они вынуждена всюду летать. У меня нет незаконченных дел, но иногда я чувствую, что чем-то отличаюсь от других… Ну, естественно, ведь я другая. Почти все, кого я знаю, думают не так, как я. И поступают не так.
Часы показывали пол-одиннадцатого. Я решила лечь спать чуть пораньше (Интернета в доме все равно пока нет). Дочитав главу, положила книгу на тумбочку рядом с кроватью и выключила свет. И сразу же в комнате стало намного холоднее. Я жутко замерзла, хотя на мне была шерстяная пижама и работал обогреватель.
Нет, со мной точно что-то не так, если я мерзну в теплой комнате. Вот как это понять?
Лежала в ледяной постели, и слезы сами текли из глаз.
Как же я хочу домой, в Кент…
Глава 4
Разбудил меня громкий стук в дверь.
– Катрин, немедленно вставай, ты опоздаешь в школу! – кричала мама.
Ох, надо срочно собираться!
Я вылетела из комнаты, чуть не сбив маму с ног.
– Ну наконец-то встала! – возмущенно воскликнула она.
Пропустив комментарий мимо ушей, я поискала глазами ванную.
– Ну чего ты стоишь? – раздраженно спросила мама.
– Мам, а где ванная?
– Возле нашей спальни!
– У спальни? – Я вопросительно взглянула на нее, и мама вместо объяснений просто отвела меня в ванную.
– Поторопись! – добавила она, и я быстро начала умываться.
Уже одетая в белую блузку с эмблемой школы, на которой красовался гордый орел в серебряной короне, я стояла возле входной двери и дожидалась братца. Такая же эмблема была на темно-синем пиджаке, который полагалось носить с темно-синей юбкой средней длины. На голове я соорудила два слегка лохматых пучка (моя любимая прическа).
– Вот не дай бог вы еще раз запрете двери, я вам устрою! – послышался мамин возмущенный голос с верхнего этажа.