Афанасий посмотрел на Павлину. "Ох, рожа хитрущая у бабы, ну и рожа!" - Рассказывай, слушаю.

– У благодетельницы нашей деньгами и брошками акурат эта сумма лежит. Без меня не видать тебе ломаного пятака. Женись на мне - счастье найдешь, не хочешь - другого отыщу... Вашего брата много туг бегает, - давеча приказчик ко мне подъезжал.

– Ты не грабить ли задумала? Ой, донесу.

Но тут Павлина, присев рядышком, подробно и толково принялась рассказывать все, что надумала за эту ночь. Афанасий, слушая, бросил сигару, потом начал отплевываться и, наконец, хватив бабу по спине, заржал на весь дом.

– Не люблю, сударь, такого обращения, - сказала Павлина.
– У меня спина женская. Даю тебе день сроку, подумай и сам решай. Рожа-то я рожа, а ума ни у кого не займу.

К утру Афанасий действительно додумался и поехал в город, где взял себе у парикмахера фрачную пару, парик и накладные усы.

Павлина за это время не отходила от Степаниды Ивановны и, едва генеральша переставала бредить, заводила разговор о каком-то господине Фиалкине, писаном, говорят, красавце мужчине, который собирается заехать в Гнилопяты - познакомиться с генеральшей: прослышал, так и рвется повидать.

– О каком Фиалкине говоришь? О каком Фиалкине? Не знаю такого, - с тоской спрашивала Степанида Ивановна, - разве я могу сейчас принять молодого человека? Дай поправлюсь, пополнею немножко... Отстань от меня!

– Красивый, сытый, на слова бойкий, - шептала Павлина, - увидит женщину - так весь на нее и прыгает, как жеребец... Редкий мужчина... Уж сама не знаю, благодетельница, допускать ли его до вас?

Генеральша промолчала. Затем потребовала зеркало и долго огромными глазами всматривалась в ужасное лицо свое. Без сил уронила руки и сказала, едва слышно, с отчаянием:

– Не вижу ничего, Павлина, - темно. Скажи, не слишком ли я стара?.. Скажи правду.

– И, благодетельница, нечего душой кривить, - не восемнадцати лет... Червоточинка есть, но самую малость, - припудритесь, хоть кого в дрожь вгоните. А я еще " лампу приверну, - чистый ангел небесный! В ваши-то года - баба-ягода. С ума его сведем, нашего Фиалкина-то.

– Какого Фиалкина? Ничего я не пойму... Путаешь ты меня, глупая баба.

В тот же вечер в спальне Степаниды Ивановны появился странный господин. У него были черные, густые, как баранья шерсть, волосы и необыкновенно длинные усы. На нем был фрак, красный галстук и скрипящие сапожки. Он прошел из дверей до середины комнаты, снял фуражку с кокардой, поклонился генеральше и раза три топнул ногой, как жеребец, - только что не заржал.

Она приподнялась на локте. "Что это - опять бред? Какой гнусный!" Но поскрипывают сапожки, - ближе, ближе бараньи усы. Господин говорит басоватым голоском:

– Я Фиалкин... Ехал по частным делам, но - вот так штука!
– сломался тарантас. Нельзя ли, ваше превосходительство, переночевать у вас?..

С ужасом глядела Степанида Ивановна на господина Фиалкина, не понимала - бред это или сам черт за ней явился?

Он сел на постель, расправив фалды, - впереди всего торчали у него черные усы.

– Так как же насчет ночевки? А кроме того, большой я любитель насчет проклятого... Хи-хи... Насчет этого самого. Хо-хо... Сладкого... Ги-го-го...

Он, как дьявол, зашевелил усами, закрутил носом. Генеральша едва слышно проговорила:

– Кто вы такой? О чем вы говорите? Что вы так странно смотрите?

– Лют я до вашего пола. Ни одной не пропущу. Я мастак. Хо-хо!

– Какой вы страшный.

– Это хорошо, что я страшный. Я до баб, как черт, лютый.

– Так я же старая, что вы...

– Это мы посмотрим. А мне по вкусу.

– Уйдите...

– Нет, грешить - так грешить.

Фиалкин ткнул пальцем Степаниду Ивановну под ребро. Она ахнула и хихикнула. Он ткнул с другой стороны. Тогда она начала смеяться, отмахиваться. Слезы потекли по сморщенному ее личику. Теплая, тягучая паутина поползла по всему телу, затягивала лицо, застилала глаза.

А Фиалкин гудел, ржал, щекотал пальцами. Черные усы шевелились, вставали дыбом. Басок все гудел о каких-то брошках, червонцах... Генеральша ежилась, собиралась в комочек... Не сводила глаз с этого человека. Но он уже расплылся в глазах. Быстро-быстро наматывалась вокруг нее паутина. Это он, огромный червяк, обматывал ее, душил...

– Пустите... Мне душно...
– простонала Степанида Ивановна. Фиалкин исчез....

.......................................................................

– Старуха-то помирает.

– Врешь!

– Посинела вся.

– Зачем ты ее сразу-то облапил, надо бы легче.

– Я думал, сразу надо.

Афанасий, стоя за дверью, вытирал потное лицо. Один ус отстал у него, не приклеивался. Павлина, таращась, шептала:

– А помрет - деньги сейчас же брать надо да вещи с брильянтами. Закопаем "х в землю - и знать ничего не знаем...