— Что, что это за проклятая земля, Тазур? — Кастан рычал от бессилия и желания кому-нибудь сломать пару конечностей. Кажется, больше всего его бесило отсутствие виноватых.

— Как я понял, она не проклята, — теперь все слова, сказанные мне и старостой, и ведуньей из Долинки, и обитателями поместья приобрели совсем иной смысл. Кажется, я начинал понимать, что здесь происходит, и как крупно я вляпался, приняв документы от Сигеда. Хитрый и подлый королек просто спихнул неудобные земли на мои плечи. А я, чем дальше, тем хуже понимал, что с ними делать. — Эту территорию много поколении назад выбрали как место заточения древних духов, думаю, наподобие тех, что мы видели, и привязали «тюрьму» к крови правящего рода. Не знаю, как передается это «право крови», так как нынешняя баронесса — не кровный наследник, но, видимо, что-то в этом есть. Одна из причин, почему к ней так относятся.

— И что? Она во всем виновата? — У Кастана едва ли не дым из ушей шел. Остальные воины тоже собрались полукругом, внимательно слушая.

— Она приказала не выпускать нас за ворота, хотя староста сперва был весьма доволен, что мы собираемся возвращаться.

— Это так, — кивнул я, подтверждая слова одного из мужчин. — Если бы не ее приказ — нас всех бы сейчас разметало этим кровавым туманом.

— Вот только как ее милость узнала, где мы и что собираемся делать.

— Это едва ли не самый главный вопрос, — я поскреб бороду, которая уже начинала мешать, став непривычно длинной и курчавой. — А еще очень интересно, что теперь дулать нам, раз без ее помощи здесь не обосноваться.

Ждать пришлось до вечера. Сердясь и фыркая, староста все же пояснил, что туман обычно приходит раньше, что, видимо, его «отзывали». Так что теперь не известно, когда тракт станет безопасным. Единственное, что он знал точно — с наступлением темноты можно выходить за ограду.

— А как же те, кто застрял в этот день в лесу или дороге? Или те, кто не дома? Девушки из поместья? Они тоже могли пострадать? — если имеется угроза, и забор каким-то образом не пустил туман в поселение, значит есть еще способы от него огородиться.

— Это мне не известно, — проворчал старик, уже не так зло, видимо, привыкнув немного к нашему присутствию, — только в долине есть зачарованные места. Там ни туман, никакая иная напасть не страшна. Почти. Голод и холод все же доберутся, если надо. И болезнь. В общем, духов можно не опасаться.

— И как эти зачарованные места выглядят? — сообразив, в какую топь мы угодили с этой землей, я пытался теперь вызнать как можно больше, раз уж изначально принял все за шутку и почти не слушал, что мне говорят. От собственной глупости сводило зубы, и обычные оправдания не действовали. Кто же мог знать, что так близко, под самым носом существуют подобные зачарованные земли. Да еще и кажутся они на первый взгляд обычными.

— Не поможет это вам, коли на то воли ее милости не будет.

— Да понял я уже, что она здесь и слово, и закон, и вера, только кто же знал? Да и как ей одной с такими землями управляться? Вы понимаете, что если не мы, то приберет ее к рукам кто-то куда менее лояльный? — я начинал терять терпение от упрямства и недосказанностей, что встречал на каждом шагу. — Скажи, кому перейдет сила ваше хозяйки? Сколько нужно выносливости женщине, что бы тащить на себе все тревоги и заботы о земле, урожае, а ко всему еще о болезнях и духах, обитающих в этих лесах думать?

— Миледи справляется. В роду больше никого нет, — спокойно произнес старик, пожимая плечом. После получаса беседы меня с Кастаном впустили в дом, напоив пусть не самым изысканным, но все же достойным хмелем на меду. — Кузина его милости не привязана к земле, так как должна была покинуть долину. Кроме ее милости некому.

— И? Когда она умрет, кто станет вас оберегать? Кому перейдет эта забота?

— Никому. Только по крови.

— Но барон-то мертв. А вы все, от кухарки до ведуньи говорите мне одну фразу: «значение имеет только воля ее милости». Что это означает?

Старческие глаза сверкнули такой непередаваемой яростью, что будь я чуть меньше бит судьбой, может и испугался бы. А так только глаза прикрыл и скрестил пальцы особым образом, чтобы невысказанное проклятье прошло мимо. Кажется, черные ростки суеверия начинают прорастать и в моей душе. Попыхтев несколько минут, староста деревни словно весь обессилел, постарел, и тяжело оперся о стол.

— Миледи может выйти замуж, — слова звучали тихо, почти не слышно, вынуждая пригнуться ближе. — И родить наследника. И передать силу крови ребенку.

— И все так просто? Вот и старуха в другой деревне так говорила.

— Не просто, — старик устало потер глаза, — не всякий в мужья годится. Думает, мы все тут идиоты неблагодарные? Или свиньи-нахлебники? Среди нас всех, всех кто помер за эти годы, всех, кто жив еще, ни единого мужика нет, который смог бы ей супругом стать. И не в благородстве дело тут, не в силе или страсти. Рождена она под особой звездой. Как так, не знаю. Только иногда появляются люди, в которых больше силы, самой жизни больше. Прежний хозяин ее лет восемь искал, пока нашли. Далеко ездили, почти месяц в дороге, всем посольством, даже старый барон поехал, хотя сердцем уже не тот был.