— Нет. Отстань от меня Тардашевски! Чего ты вообще, ко мне пристал?

Видела что Тардашевски все сильнее хмурился, пугая меня своей угрюмостью.

— Я сказал топай в машину, Донцова. Я что, непонятно говорю? — снова потянул за рюкзак. А я снова дернула его на себя.

— Нет! Отвали! Ясно?

— Так, Донцова….- он сильно дернул за рюкзак, отчего у него треснул шов и лямка оторвалась почти наполовину.

Я в ужасе уставилась на то, что он сделал готовая наброситься на него с кулаками и тоже что-нибудь ему порвать. Мне было больно и обидно, что такое произошло. Я очень сильно дорожила этой вещью.

— Ты идиот! Убери свои грабли от моих вещей! Придурок! — я сильно толкнула его в грудь, но он даже не поморщился. Зато рюкзак наконец-то отпустил, я смогла прижать его к себе.

— Не подходи ко мне никогда! Я тебя ненавижу! — чуть не плакала, рассматривая свой порванный рюкзак, который подарил папа на мой день рождения. Этот рюкзак был не из дешевых. Я знаю, что папа специально откладывал мне деньги на подарок.

— Ненавидишь? — зло хмыкнул. — Кто ты вообще, такая-то? Дура.

Сел в свою машину и резко дал по газам. Быстро уехал включив какой-то тяжелый рок на всю мощность, так что вся улица его услышала.

А я села на сиденье остановки, и уже не стесняясь прохожих, горько заплакала.

Следующие несколько дней, Тардашевски держался в стороне. Я наконец-то смогла расслабиться, да и Ксюша тоже, перестала задавать вопросы. Мне не очень-то нравилось, что все вокруг шепчутся про меня и Николаса, ведь он мне не сильно-то и нравился.

Хотя нет, кому я вру. Нравился. И очень. Но я слишком трусливая и неуверенная в себе девушка, чтобы признаться в этом даже самой себе. Про других и говорить не стоит, итак все понятно.

— Лизка, а правда, что ты встречаешься с Тардашевским? — на перерыве между парами ко мне подошли две девушки из другой группы, одна из них кажется назвала Воронову шлюхой еще в тот раз, когда мы были в раздевалке, двух других я тоже уже видела, но имен не знала.

Кстати, они неправильно назвали его фамилию. У Тардашевски вроде бы в роду были венгры. Или поляки. Его фамилия не склоняется и не спрягается. Неправильно называть его Тардашевским. Но я не стала им говорить про эту деталь.

— Нет.

Глупо было считать, что Николас наконец оставил меня в покое, обидевшись после прошлого раза. На всех парах, он со своими дружками садился недалека от нас с Ксюшей, и когда я оборачивалась назад, всегда натыкалась на его задумчивый взгляд. Он буравил мне спину им. Да и Ксюша мне часто про это говорила.

Я радовалась, что он хотя бы ко мне не подходит. Да и в общаге, я его больше не наблюдала.

— Лиз, так ты не знаешь, он свободен или нет? — та же девушка спрашивала меня, явно заинтересованная в обществе Николаса. — Кстати, а почему он в прошлый раз за тебя впрягся? Я слышала он твой бывший одноклассник. Это правда?

— Правда.

Я постаралась уйти оттуда, но эти бойкие девчонки, все время задавали мне вопросы, ответы на которые я знать никак не могла. Где живет Тардашевски. Есть ли у него девушка. Что он любит и прочее….Я не владела такой информацией, я ведь последние два года вообще, была в другом городе, за пять километров от него. Как бы я это всё узнала? Мы же не родственники, в конце концов.

Так и не добившись от меня внятных ответов, девчонки разочарованно от меня отступили. Я наконец-то смогла дышать свободно, и пошла в столовку, где меня по идее должна была ждать Ксюша.

Я успела пройти всего лишь несколько пролетов лестницы, спустилась вниз, и почти сразу после этого почувствовала как кто-то потянул меня в сторону. Моргнуть не успела как оказалась в каком-то кабинете, в котором кроме меня и неожиданно появившегося Тардашевски, больше никого не было.

— Ты! Что ты…..- не успела ничего сказать, как жадные губы быстро накрыли мои, и поцелуй из легкого, простого резко превратился в глубокий. Его горячие руки блуждали по моему вмиг покрывшемуся мурашками телу, а корпусом он прижимал меня к стенке, не давая вырваться. Николас так сильно и отчаянно на меня напирал, что мне показалось, что вскоре я упаду в обморок от нехватки воздуха, ведь эти его поцелуи становились все острее и более развязные что ли. Я плавилась в его объятиях как воск. И Тардашевски пресекал все мои попытки вырваться или просто сопротивляться.

Это был первый мой поцелуй. Я на него не отвечала. Но Тардашевски похоже, этот факт не особо останавливал. Он лез мне в рот языком, придерживая меня за подбородок каждый раз, когда я пыталась от него отстраниться.

Наконец, у меня получилось немного вырваться. Я сразу же подняла руку, чтобы влепить ему пощечину.

— Только попробуй, — грозно прошептал Тардашевски, перехватывая мою руку и прижимая её к моему боку. Потерся своим носом об мой нос. — Чё ты сопротивляешься, Донцова? Тебе же нравится, как я тебя целую.