Шрифт:
Когда на следующий день, Клим забрал меня от бабушки, то сразу понял, что со мной что-то не так. После разговора с его отцом, я вся была как на иголках, пришлось пить успокоительное, но мысли продолжали разъедать мой мозг, не давая мне уснуть. И сейчас была совсем не в себе, после пары часов сна, которые не принесли ни отдыха, ни успокоения.
– Алена, что происходит? – спрашивает он тревожно, не зная, как ко мне подступиться, когда мы уже сели в автомобиль.
Слышу его вопрос и начинаю задыхаться, мне не хватает воздуха, я совершаю бесполезное судорожное движение ртом, как рыба, выброшенная на берег. Отстегиваю ремень безопасности и нагибаюсь в его машине к своим коленям, пытаясь дышать, но ничего не получается. Грудь будто тисками сжало, и я никак не могу вздохнуть, расправить легкие. С каждой секундой становится все хуже и страшнее. Самгин тут же останавливает машину и вытаскивает меня на улицу. Я чувствую, что он напуган и растерян, но сама не понимаю, что сейчас со мной происходит.
Прижимает меня к двери своим телом и поднимает голову руками.
– Дыши, Алена, дыши, - и сам вдыхает, а я смотрю на него не отрывая глаз, пытаясь повторить за ним. Чувствую его тело, его руки на моем лице, и сердце замедляет скачку, пульс постепенно приходит в норму, наконец тугой ком лопается и дает мне сделать глоток воздуха. Еще один. И еще один.
Я успокаиваюсь. Закрываю глаза. Паника поглотила все мои силы, и я ощущаю лишь безмерную усталость.
– Что случилось?
Не знаю, спрашивает ли Клим об этом приступе, или вопрос о его причинах.
– Твой отец. Он приезжал вчера со мной поговорить.
Клим тут же меняется в лице.
– Что он тебе сказал?
– Сказал, что если я тебя не оставлю, то он не даст мне участвовать ни в Олимпийских играх, ни в каких-либо других соревнованиях.
Клим так побледнел от этих слов, что мне стало страшно. Он отпустил меня, отступая на шаг назад, но продолжая смотреть на меня. Увидела в его глазах сомнение во мне, в моем ответе его отцу. Должно быть сейчас он предполагает, что это конец и я здесь для того, чтобы сообщить ему об этом.
– Что ты ему ответила?
Он напряжен и ожидает, что история с Данилевским повторится.
– Чтобы шел к чертям.
Клим медленно опускает веки и выдыхает воздух через нос. Подхожу к нему, чувствуя потребность его обнять, успокоить, снова почувствовать его тепло.
– Все черти здесь, ад пуст, - произносит он, поглаживая меня по спине.
Тяжело вздыхаю, глубоко понимая, насколько эти слова верны в данной ситуации.
– Я попробую разобраться с этим Алена, - он отстраняет меня от себя, смотрит в глаза, и я вижу в них решимость, - но я не могу гарантировать, что у меня получится.
Киваю, все еще продолжая надеяться на то, что у Самгина старшего ничего не выйдет и угрозы окажутся пустыми.
В день возвращения Данилевского из Москвы, где проходило совещание с высокими чинами в спортивной гимнастике, вершителям судеб спортсменов, все ожидали, что он официально объявит, кому выпадет шанс побиться за оставшиеся места в сборной России. Тот, кого сейчас назовут, при удачном исходе Чемпионата России, получит возможность отправиться тренироваться на озеро «Круглое» в составе сборной команды страны перед Олимпиадой.
Данилевский стремительным шагом направился ко мне и попросил пройти с ним в тренерскую. Мне казалось, что я уже знаю, о чем будет этот разговор.
– Алена, я не понимаю, что происходит. Они забраковали твою кандидатуру.
Данилевский ходил из угла в угол в тренерской. Я первый раз видела его таким злым, обычная маска сухого безразличия сползла с его лица, обнажая гнев.
– Хотят, чтобы ехала Анастасия, мне очень жаль.
Читаю в его глазах вину. Он не произносит слов о том, кто из нас более достойна участвовать в предстоящем чемпионате, а потом представлять Россию в Китае, но мы оба знаем ответ на этот вопрос. Уже сейчас моя программа была сильнее, а выполнение элементов гораздо чище, чем у нее. На тех состязаниях, где мы выступали вдвоем, я всегда выходила вперед.
– Если хочешь, можешь сегодня не продолжать тренировку.
Видимо Сергей Архипович не хотел, чтобы я присутствовала, когда он будет объявлять результат поездки. Приговор все же приведен к исполнению, а я разбита и раздавлена. Климу не удалось переубедить отца.
– Я продолжу.
Мне нужно было выместить ту отрицательную энергию, которая сейчас выработалась. Я тренировалась словно заведенная игрушка в ожидании, когда сядет батарейка. И она села. Села через несколько часов, когда мои ладони были стерты в кровь, пока я летала между брусьями. А потом, когда зал опустел, просто упала на маты, не понимая, к чему все это. К чему я здесь, если никто не увидит на что я способна.
Она делала меня лучше. Глядя на нее, на то, как она целеустремленно борется за свою мечту, мне и самому хотелось делать что-то стоящее, а не завесить от прихоти Анатолия Самгина. И он видел те изменения, которые происходили со мной. Родитель считал единственно верной модель жизни ту, которую вел сам. Был бы он обычным, хотя бы в какой-то степени нормальным отцом, наверное, не желал бы для своего отпрыска повторения собственного криминального пути. Но он - совсем другое дело. Он будто боялся меня отпустить. Выпустить меня из-под собственного контроля, значило потерять того, кто когда-нибудь займет его место.