Я знала, что он ничего со мной не сделает сейчас, но одновременно чувствовала, что, если бы завтра мой труп нашли на проезжей части, даже при наличии свидетелей, ему бы ничего не было за это.

– Я не обсуждаю свои планы с посторонними людьми.

– Ну какой же я посторонний, Аленочка. Я отец твоего молодого человека, имею право знать ответ на свой вопрос.

Что ж, мой статус был официально им признан. Может не все так страшно, как мне кажется?

– Стать олимпийской чемпионкой. В этом весь смысл, - пожимаю плечами, говоря очевидное.

– Чудесная целеустремлённость. Пожалуй, я даже понимаю, почему мой сын так долго тобой заинтересован. Умница, красавица, чемпионка. Не то, что эти тупые курицы, что вертятся все время вокруг него.

Он говорил грубые, но вроде правильные вещи, только я отчего-то чувствовала, что в его словах нет и капли искренности. Ему было все равно, почему его сын со мной, а не с тупой курицей. Знать бы к чему сейчас все это.

– Если это все, то я могу идти? – вновь нетерпеливо спрашиваю.

– Нет. Не все. Я хочу, чтобы ты рассталась с моим сыном.

Произнося эти слова, его тон ничуть не изменился. Был наполнен все той же патокой, какую источал, хваля меня. Из уст мёд льется, а в глазах чернота и пустота, только в отличии от взгляда Клима, в его глазах как будто гниль разлагается. Я чувствовала каким смрадом пахнет его душа за этим дорогим одеколоном.

– Вы можете хотеть всё что угодно.

Он опрокидывает голову и начинает заливисто смеяться, демонстрируя белый оскал идеальных зубов, контрастирующих с ухоженным загорелым лицом, будто я произнесла самую веселую шутку из всех, что он слышал, а по моей коже бегут холодные мурашки.

– Если ты этого не сделаешь, можешь забыть об Олимпийских играх, ты можешь тренироваться сколько угодно, но я сделаю так, что ты не будешь участвовать ни в одном чемпионате.

Меня пробивает озноб от этих слов, начиная потряхивать как в лихорадке. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, в которых плещется ужас. Вижу и знаю – исполнит сказанное. Еще до моего ответа, он очевидно понимал, что для спортсменки такого уровня как я, самое главное в жизни.

– Зачем Вам это, что я Вам сделала?

Я действительно не понимаю, чем не угодила: была недостаточно хороша, богата, с родословной как у дворняжки, а не породистой суки? Какая ему вообще разница, с кем его взрослый сын?

Он смотрит на меня снисходительно, с вершины своего положения, я должно быть для него всего лишь пешка, которую следует устранить.

– У меня свои планы на сына, и ты в них не вписываешься.

Не знаю, какие у него планы на сына, но видела в газетах, что Анатолий Самгин избирается в Совет Федерации Федерального Собрания. Уж не знаю, как это связано, но интуиция подсказывала, что связь есть.

Это грязный шантаж.

– Подумай девочка, чего ты лишишься, если выберешь сейчас моего сына. Неужели ты думаешь, что сможешь долго удерживать его интерес? Я знаю своего сына. У вас не получиться долго и счастливо и до конца твоих дней. Для него ты всего лишь нелегкая добыча. Как только ты ему приешься, чувства начнут охладевать, и он непременно станет обращать внимание на тех девушек, к которым привык. А ты останешься лишь приятным воспоминанием. Так стоит оно того, чтобы из-за него рушить свое будущее?

Он бил словами как плетью, каждым из них попадая по ране, каждым из них попадая в цель.

Да, зерно сомнений упало в плодородную почву. Но вместе с тем, я не могла представить, как откажусь от Клима. Второй раз передо мной встает выбор, либо он, либо спорт. От вихрей мыслей, разболелась голова, начиная печь где-то в темечке.

Вижу за окном дом бабушки. Меня доставили с эскортом.

Раздается щелчок блокировки двери, тяну на себя ручку, и она действительно распахивается. Но я не выхожу. Поднимаю глаза на Самгина старшего, он следит за мной, наблюдает, выверяет реакцию.

– Идите к черту.

Глава 20.4

Меня никто не останавливает. Я просто покинула салон автомобиля, преодолела путь до крыльца и дрожащими пальцами вставила ключ в дверной замок. Зашла в дом и побежала к окну, выходящему на дрогу. Машины уехали.

Сев за стол в кухне, утопила лицо в ладонях, пытаясь понять, что делать и как жить. Надо рассказать Климу. Или не надо? Что он может с этим сделать? Мне было страшно и сердце гулко, испуганно билось в груди, переживая неприятное знакомство. Жутко осознавать, что для человека подобного Самгину старшему, ничего не стоит меня уничтожить, даже совесть не поколеблется, её у него попросту нет. Поэтому у меня не находилось оснований полагать, что он не притворит слова в жизнь.