Два года назад парижская мэрия устроила что-то вроде репетиции, чтобы население знало, как действовать, если вода поднимется выше критической отметки, то есть выше четырех метров. Но, судя по всему, люди оказались не готовы к неминуемому наводнению. Совершенно сбитый с толку, Линден слушал одного эксперта за другим. Женщина лет сорока в очках, рыжеватая, низким голосом повторяла, что, несмотря на современные технологии, исследования в области проектирования, долгосрочные прогнозы, укрепление берегов Сены специальными конструкциями, чтобы держать под контролем водный путь, углубления русла и так далее, подъем воды может достичь уровня 1910 года, и никто и ничто не в силах этому помешать. «Иными словами, полный хаос», – заявила она не без удовольствия. Ее возмущенные оппоненты принялись злобно возражать: по их словам, ситуация под контролем; если понадобится, вмешается армия, жителей эвакуируют, но повторение катастрофы 1910 года совершенно исключено. Рыжая экспертша сохраняла спокойствие. «Вы сами вскоре убедитесь, – повторяла она бесстрастным, даже равнодушным тоном. – Это голая математика. Надо смириться с неизбежностью. Нет никаких сомнений, что Парижу угрожает такое же катастрофическое наводнение, как и в 1910 году. А возможно, и хуже». Линден слушал не отрываясь, а она продолжала спокойно и беспристрастно: люди должны осознать, что по сравнению с 1910 годом топография Парижа коренным образом изменилась: вследствие урбанизации земля покрыта толстым слоем бетона, почва изрыта, построены глубокие паркинги, проложены тысячи километров дорог, освоены новые земельные участки. Дождевая вода, сбегающая с крыш, теперь не проникает в почву, а изливается прямо в реку.

Линден выключил телевизор. Все эти пророчества выводили его из себя. Может, и правда, пора уезжать. Может, им всем лучше убраться отсюда подобру-поздорову, пока вода еще стоит у колен Зуава. Бог с ними, с их планами: день рождения Поля, ресторан, наверное, надо последовать совету Ориэль и уехать. Он послал эсэмэску Тилье, поделившись своими сомнениями. Ответ получил сразу же: «Уехать? Ты что, парень, сбрендил?!»

Ну ладно, тогда завтра рано утром. Действовать придется быстро. Самое главное – благополучно отправить родителей обратно в Дром. Конечно, с билетами будет кошмар, но как-нибудь разберутся. Потом Тилья вернется в Лондон, а он в Сан-Франциско. Другого выхода нет. Тилья вроде бы согласилась. Но… может, он все-таки преувеличивает? «Включи телевизор», – сухо посоветовал он ей. Несколько минут спустя она прислала ему плачущий смайлик с подписью: «Черт! Вот дерьмо!»

Линден не собирался засыпать, но, видимо, все-таки задремал и проснулся оттого, что кто-то колотил в дверь, за окном было уже темно. За дверью стояла горничная, она спросила, надо ли застилать кровать. Он посмотрел на часы: почти восемь. Как он мог проспать так долго? На сборы у него оставалось всего лишь несколько минут. Он выдернул из шкафа зеленый бархатный пиджак и белую рубашку. Туфли не высохли, и он натянул их с гримасой отвращения. Внизу его уже ждали Тилья, Лоран и Поль. Едва спустившись, Линден тут же бегом помчался опять по лестнице вверх, он забыл подарок отцу, пластинку Боуи.

Чтобы добраться до ресторана «Вилла Роз», который находился совсем недалеко, на улице Шерш-Миди, они вызвали такси. Если бы не дождь, они бы, конечно, пошли пешком, но сейчас никому не хотелось мокнуть. Линден заметил, что Поль выглядит получше: щеки не такие красными, да и глаза повеселели. Их ждал чудесный семейный ужин. Тогда почему Линдена не отпускало какое-то чувство беспокойства? Он боялся, что они поругаются с Тильей? Вообще-то, они не ругались уже давно, но Тилья вела себя совершенно непредсказуемо, из-за ерунды выходила из себя, а он отвечал. Она могла взорваться прямо посреди вполне, казалось бы, безобидного разговора, начать грязно ругаться, он ненавидел эти ее состояния. Может, она таким образом хотела привлечь внимание, шокировать или спровоцировать собеседника? Непонятно. Он изо всех сил старался унять беспокойство. Ресторан оказался очень уютным и теплым: еще одно прибежище, спасающее от ледяного дождя. Им сразу же принесли шампанское. Народу было очень много, но разговаривать это не мешало. Линден разглядывал интерьер: кремовые и бледно-розовые тона, мягкое освещение. Молодая официантка приняла заказ. На Поле был темный костюм, белая рубашка и галстук. Казалось, он чувствовал себя неловко в этой одежде, оттягивал ворот, будто тот ему жал. Лоран, в великолепном платье синего шелка, с убранными назад волосами, постоянно чихала. Она простудилась во время сегодняшней прогулки под дождем и не могла скрыть досады. Время от времени она с раздражением сморкалась. Ноздри были уже красными, а голос хриплым. Линден обратил внимание, что она часто посматривает на свой телефон.

Ужин был превосходным. Разговор тек легко и непринужденно, все смеялись, опасных тем, например, алкоголизма Колина, старались не касаться. Блюда были очень вкусными, вино замечательным. Когда под бурные возгласы соседних столиков задули свечи и распаковали подарки, Поль решил произнести речь, хотел поблагодарить всех присутствующих. Он очень счастлив оказаться в Париже, в котором не был давно, ему лишь хочется, чтобы кончился дождь и они смогли приятно провести оставшееся время. Голос у него был странным, он задыхался и делал частые паузы, дрожащей рукой поднося ко рту стакан с водой. Речь была спутанной, порой сидящие за столом вообще не могли разобрать слов. Линден и Тилья встревоженно переглядывались. Внезапно лицо отца скривилось болезненной гримасой, превратившись в гротескную маску. Это был он и в то же время не он, словно какая-то невидимая сила стянула вверх и скомкала одну сторону его лица. Он замолчал и, когда Тилья спросила, все ли в порядке, лишь глубоко вздохнул.

Это произошло в следующую минуту, когда они попросили официантку принести еще воды. Чуть слышно икнув, он внезапно тяжело осел на стул, голова опрокинулась вперед, и подбородок уткнулся в грудь. Лоран испуганно окликнула его, но Поль рухнул на стол, стукнувшись лбом о тарелку и опрокинув бутылку вина. Затем он завалился набок и с глухим звуком упал на пол. Раздались крики, вокруг столпились люди. Линден, стоя на коленях, держал в руках лысую голову отца. Глаза Поля были прикрыты, виднелись только белки, кожа казалась совсем серой. Тилья и Лоран от ужаса не могли пошевелиться. Линден кое-как расстегнул тесный ворот, приложил дрожащие пальцы к сонной артерии. Ему показалось, что он чувствует слабую пульсацию, но он не был уверен. Он склонился еще ниже, спросил у отца, слышит ли он его голос. Волноваться не надо, все будет в порядке, сейчас ему помогут. Линден не знал, так ли это, но в этот страшный момент не мог сказать ничего другого. Он даже не знал, слышит ли его Поль, жив ли он вообще. Подняв голову, он осмотрелся, увидел вокруг незнакомые, любопытные лица. Внезапно в тишине раздался громкий голос Тильи: «Кто-нибудь вызовет эту чертову „скорую“?» – и он готов был обнять сестру.

Резкий окрик словно вывел всех из ступора: тут же убежала хозяйка ресторана, крича, что сейчас позвонит в скорую, подошел какой-то человек, еще держа в руке салфетку, заявил встревоженному семейству, что он врач, спросил, нужна ли помощь. Он присел на корточки рядом с Линденом, взял запястье Поля, одновременно пытаясь проверить реакцию зрачков. Линден в слезах спросил: отец умирает? Нет, не умирает, но его нужно как можно скорее перевезти в больницу, нельзя терять ни минуты.

«Скорая» ехала целую вечность. Тилья и Лоран заливались слезами, Линден сидел на полу рядом с отцом и просто ждал, стиснув зубы. Вблизи отец казался неживым. Линден не мог, не хотел в это поверить. Его отец не может умереть. Казалось, все это дурной сон, но нет, это происходило на самом деле, он чувствовал синтетический запах коврового покрытия, ощущал его короткие жесткие волоски под щекой, слышал, как сморкается мать, еще слышал шепот, позвякивание приборов – посетители ресторана продолжали ужинать. Когда медицинская бригада наконец появилась, все дальнейшее произошло очень быстро. На вопросы отвечал он: мать и сестра не могли произнести ни слова. Поль Мальгард, семьдесят лет, в настоящий момент никакого лечения не проходит, да, в последнее время проявлял признаки усталости, да, внезапно ему стало сложно выговаривать слова, да, лицо вдруг перекосилось, нет, раньше такого не наблюдалось, нет, никаких серьезных проблем со здоровьем до этого не было.

В «скорой» имелось лишь одно место для сопровождающего. Линден велел матери и сестре вернуться в отель. Когда что-нибудь станет известно, он позвонит или пошлет эсэмэску. Он сам всем займется, пусть не беспокоятся. Лоран кивала, прижимая платок то к мокрому носу, то к глазам. Она указала Линдену на карман куртки Поля. Порывшись, Линден достал оттуда бумажник отца с удостоверением личности и карточкой социального страхования.

«Постойте!» – воскликнула вдруг Лоран. Покопавшись в сумке, она протянула ему какой-то документ, и Линден догадался, что это полис взаимного страхования. Отец лежал на носилках без сознания, с кислородной маской на лице и с капельницей в вене, а Линден удивлялся сам себе: почему он не паникует, не выходит из себя, не теряет самообладания, впопад кивает головой, отвечая на вопросы врачей, ловко взбирается в машину. Белый пикап с пронзительной сиреной несся по мокрым улицам, а двое медиков продолжали заниматься отцом. Линден обратил внимание, как сильно бьется его сердце, но эти удары были единственным признаком его смятения. Он все порывался спросить у этих людей, умрет ли отец, но все были так заняты. И все-таки один вопрос он задать решился, ему хотелось узнать, куда их везут.