Почему-то это всё напомнило мне комплексные обеды в школьной столовой: первое, второе и яблочко на десерт. Отличие было лишь в том, что и “первое” и “второе” было приготовлено на дворцовой кухне императора и королевским поваром (или как там эта должность называется?), а не тремя тетями-поворами на десяти квадратах школьной кухни оборудованной по последнему слову досоветской техники. Собственно, я не стала интересоваться, что так развеселило Его Старшее Высочество, как и не обращала внимания на явно ужатые порции “первого” и “второго” (спасибо, что вообще кормят!). Я просто села за столик и принялась поглощать угощения с, как мне казалось, царским величием. Однако моей выдержки на “королевскую моську на пиру” хватило ровно до четвёртой ложки супа с гренками, потом я забила… гвоздь… на приличия и другую ерунду типа “благородные леди клюют, как птички, а не жрут, как птеродактиль”.

Не обращая внимания ни на принца, на притихшего в уголке у двери слугу, я расправилась с обедом в считанные минуты и теперь сидела, блаженно прищурившись, попивала чаёк с лимончиком. Яблоко предусмотрительно спрятала в глубокий карман… ну, допустим, штанов.

В тот момент, когда я как раз допивала чай, в комнату ввалились четыре “шкафчика” в форме императорской гвардии (ну, не помню я, как правильно называется этот отряд супер крутых военных, работающих исключительно на императора и для него). Что понадобилось четырем огромным мужикам в апартаментах молодой и незамужней меня, я не представляла, поэтому перевела вопросительный взгляд на принца. Гвардейцы (буду называть их так) застыли у дверей, не делая никаких попыток пойти на контакт.

– Говорите, - велел принц.

– Герцогиня Рэйвен Арис арестована за похищение Его Высочества принца Армана и Её Высочество принцессу Нафрит.
– Отрапортовал один из “шкафчиков”. Я поперхнулась чаем, а Рауль нахмурился сильнее, чем когда они только вошли.

– Чей приказ?
– Поинтересовался Рауль. Хотя, даже мне понятно, что приказывать своим гвардейцам может только император. Или императрица, что вряд ли.

– Его Величества, - ответил другой “шкафчик”.
– Приказано немедленно проводить Её Светлость в подземелье.

Увы, принц ничего не мог сделать - эти люди подчиняются только императору, и если он приказал доставить меня в камеру, то они это сделают, даже если принц решит за меня вступиться или я буду сопротивляться. А я этого делать не собираюсь - силы не равны, а убивать я не хочу и не буду. Делать нечего, поплелась в подземелье. Вели меня, как особо опасного преступника: два императорских гвардейца впереди, два сзади. Было бы смешно, если бы не было так грустно.

Остаётся надеяться, что младший принц всё-таки придет и все объяснит (или его найдут и силой приволокут во дворец), а меня выпустят. Очень хочу посмотреть ему в глаза и спросить: “Какого, простите, хрена?!” Почему он оставил меня одну разгребать проблемы, которые сам же мне и создал?! А ещё больше хочется потоптаться по его наглой моське и от души поплевать на его же могильный холмик!

Сижу за решеткой в темнице сырой!

Вскормленный вневоле орёл молодой!

Скандировала я, обнимая прутья клетки, в которой пришлось обосноваться вчера днём.

До ужина я ещё пыталась решить, как быть дальше, какую линию поведения выбрать и надеялась на скорое возвращение блудного принца. Арман не пришёл. Как не пришёл и Рауль. Ко мне вообще никто не шёл, кроме тюремщика, принесшего ужин - какую-то подозрительного вида кашу. Или суп? Эм… хотя, возможно, это было пюре. В общем, я это есть не стала. Зато содержимое моей, с позволения сказать, тарелки с большим удовольствием схомячил мой сосед: мужик неопределённого возраста и телосложения, грязный и лохматый.

После ужина я лежала на доске, громко названной кроватью, и пялилась в потолок.

Когда трещинки были посчитаны (одна тысяча триста пятьдесят четыре… примерно… очень примерно), я обратилась к соседу с вопросом: “В чем смысл жизни?” Мы долго рассуждали и спорили на эту тему, но к общему мнению так и не пришли, поскольку явился тюремщик и сообщил, что для моего соседа вопрос о смысле жизни уже не актуален, поскольку через примерно двадцать минут она (жизнь) завершится. Окончательно и бесповоротно.

Так я лишилась интересного собеседника, последнего соседа (второго увели куда-то ещё до ужина и до сих пор не вернули, подозреваю, для него вопрос смысла жизнь тоже более не актуален) и единственного слушателя. Поэтому, с утра пораньше я занимаюсь исправлением скверного вкуса тюремщиков путём внедрения в их головы русского фольклора. И не только его.

Когда в решетчатое окно моей клетки пробился первый луч солнца, я на всю темницу заорала слова:

Вот он - рассвет!

Выхода нет!

Ключ поверни

И отпустиитеее!

Услышав тяжелые шаги по каменной лестнице, притихла на пару мгновений, и продолжила с новыми силами:

Вот кто-то с леестницыы спустилсяяя!

Наверно стражник мой идёооот!

Шаги неумолимо приближались и я боковым зрением заметила в утренних сумерках еле различимый силуэт вчерашнего тюремщика.

Мереещецааа!