Голос Эшера уже начал греметь, и Йель разволновался, что его услышит Терренс, если вдруг ему уже кто-то открыл дверь внизу и впустил в прихожую.

– Слушайте. У нас у всех смертный приговор. Так? Ни вы, ни я не знаем, каков наш срок. День или пятьдесят лет. Хотите сузить диапазон? Хотите тронуться умом? Это все, что дает вам тест. То есть покажите мне препарат для чудесного излечения, и я пройду чертов тест и всем буду советовать. А так что? Хотите пополнить базу данных правительства?

– Мою позицию ты знаешь, – сказал Чарли.

– Знаю, и послушай, – руки Эшера рубили воздух, джин выплескивался из бокала, Йель оперся о раковину, глядя на эти руки, как на фейерверк. – Если ты за безопасный секс, тест тут не поможет. Половина этих ребят получают ложное чувство безопасности, а другая половина узнает, что они умирают. Они в депрессии, и что, блин, по-вашему, они делают, когда напиваются? Они не бегут в магазин резинок.

Чарли все еще прикалывался по поводу «магазина резинок», придумывая ему названия типа «Все для члена» или «Здоровый малыш», когда в дверь позвонили Терренс и Фиона. За то время, что они поднимались наверх, Эшер прокашлялся и искусно перевел свой праведный гнев на отсутствие приличной китайской еды в Чикаго. Йель стал возражать ему, что нужно лишь прогуляться в Чайна-таун и поесть куриных лапок.

Вошли Терренс с Фионой, держась за руки.

Терренс вручил Чарли бутылку вина и произнес своим максимально «белым» голосом:

– Мы с женой застряли в ужаснейшей пробке по пути из Шебойгана. Слава богу, мы подлатаем эту инфраструктуру – ну, вы знаете, просачивание благ [48] и все такое, боже, храни США.

Эти двое, пережившие утрату Нико тяжелее прочих, неплохо держались, но много ли можно сказать по внешнему виду? Светлые локоны Фионы всегда придавали ей энергичность, живость, сглаживая всякую усталость. А Терренс – он похудел, но по нему никак нельзя было сказать, что он болен, если не знать. И что хорошего принесло ему это знание? Возможно, он стал меньше пить. Возможно, он стал больше спать. Хорошо, если так.

– Тот конверт, – сказал шепотом Эшер Йелю. – Только после кофе.

Йель весь вечер был как на иголках, не в силах ни на чем сосредоточиться. Отчасти виной тому был поздний ноябрь – Йель всегда становился раздражительным, когда солнце тускнело, переходя в зимнюю спячку – и, возможно, отчасти дело было в присутствии Эшера, хотя обычно такая взбудораженность была ему приятна. Может, это объяснялось тем, что скоро появится Тедди, и это будет их первая встреча после поминок Нико, когда фантом Йеля уединился наверху с фантомом Тедди.

И вдобавок его тревожило ожидание полароидов от Норы – как только он загорелся этим проектом, все застопорилось. Он написал ей душевную записку и послал копию адвокату. Затем, как и обещал, послал отдельным письмом несколько фотографий галерейных интерьеров. В ответ – ни слова. Он накосячил – думал, что в папке с бумагами указан телефонный номер Норы, но Сесилия сказала, что она его не записывала, они общались только по переписке. В отделе информации также не знали ее номера. Он написал адвокату Норы, интересуясь, нет ли от нее новостей, намекая, что хотел бы узнать ее номер. Стэнли ответил, что не видит оснований беспокоить Нору и что она обязательно свяжется с ним. Про номер ни слова. Йель позвонил Стэнли, чей номер был указан в шапке письма, но трубку взяла секретарша и сказала, что Стэнли по возрасту частично отошел от дел и работает не каждый день и нет, она не в курсе, когда он появится, но передаст ему, что Йель звонил. Йель позвонил еще раз, и снова ответила секретарша, пообещав повторить его просьбу. Он боялся показаться напористым, боялся, что адвокат скажет Норе, что у него плохое предчувствие насчет этих ребят из Северо-Западного.

Так что, когда все принялись за главное блюдо и стали обсуждать Live Aid [49] , к которому Эшер имел какие-то малопонятные претензии, Йель завел с Фионой разговор насчет Норы.

– Разве она не прелесть? – сказала Фиона. – Я хочу стать как она, когда вырасту. Она крутила романы со столькими художниками! Серьезно.

– Ты могла бы хоть сейчас выбежать на улицу и заниматься сексом с художниками.

– О, ты понимаешь, о чем я. Она вела такую жизнь, понимаешь? Она единственная из всей семьи, кто не отказался от Нико. Посылала ему чеки на пятьдесят долларов каждый месяц.

Фиона сказала, что Нико даже не нужно было признаваться ей в своей ориентации; Нора и так все понимала. Но номера ее Фиона, увы, не знала. Она виделась с ней на свадьбе родных в Висконсине в августе, и, пока они сидели, разговаривая об искусстве, о Париже, Фиона как раз рассказала ей о работе Йеля и сказала, что Норе нужно поскорее написать ему. А недавно Нора позвонила ей и сказала, как ей понравился Йель.

– Она тебя точно любит, – сказала она, – потому что это единственный раз, когда она мне звонила.

Может, отец Фионы знает ее номер? Она пообещала попробовать узнать. Но Йель понимал, что рассчитывать на нее не стоит.

За столом Терренс говорил о своей новой практике медитации, кристаллах, кассетах для снятия стресса, а Эшер смеялся, качая головой.

– Слушай, – сказал Терренс, – ты все рассуждаешь, как спасти мир. А я же стараюсь купить себе несколько дополнительных месяцев. Если мне придется есть эти чертовы кристаллы, я это сделаю.

– Могу подсказать тебе пару мест, – сказал Эшер, – куда засунуть эти кристаллы.