— Хоть что-то в этом доме держится нормально? — пробурчал господин Карпентер. Приставил сбитые гвоздями доски к забору. Постоял, подумал и пошел дальше.

Другой бы человек не расслышал ворчание мастера, но Роанна — не кто-нибудь другой. Услышала. Хмыкнула, покачала головой. Как вышло, что уже второй Карпентер умудрился сломать ее калитку?

В своей комнате Гведолин скинула мешок с шерстью рядом с деревянной резной прялкой. Ручной. И надо бы давно прядильный станок заказать — небольшой, чтобы места много не занимал. Но как-то все недосуг. А прясть она и на ручной прялке отлично умеет.

Сначала шерсть необходимо прочесать. Для этого у нее имеются две прочные чески с частыми рядами стальных зубцов, купленные на ярмарке пять или шесть лет назад.

Дальше необходимо избавится от колтунов и налипшего сора, перетирая шерсть между ческами. Иначе кудель будет неравномерно накручиваться на нитку, а пряжа — рваться и лохматиться.

Вычесать целый мешок шерсти — задача долгая, нудная, однообразная. Она привыкла к ней, как привыкают к любому, даже самому скучному, тяжелому или ненавистному занятию. Ненависть давно ушла, а привычка осталась.

Она попала в работный дом в возрасте пяти лет. По крайне мере, ей было пять на вид, когда ее нашли. А сколько на самом деле — никто не знает. Где и с кем она жила до того, как попала в работный дом — не помнит. Сохранились лишь смутные обрывочные воспоминания: какие-то силуэты, мутные лица, боль, холод и темнота.

Дети с улицы в работный дом попадали по воле случая. Это и понятно — дому нужна дешевая рабочая сила из крепких, здоровых выносливых людей. А какие из детей работники? В доме, закрыв глаза, позволяли жить детям рабочих, да и то потому, что единственный сиротский городской приют был вечно переполнен.

Именно из-за нехватки мест в приюте Гведолин попала в работный дом.

Здесь производили пряжу, а самым маленьким детям поручали начесывать шерсть. "Это вам вместо игрушек", — любила повторять надзирательница. Из начесанной шерсти получалась кудель, которую затем отдавали прядильщицам.

Труд был ручной. А так же целиком и полностью ложился на плечи обитателей дома. В прилегающих сараях держали овец, коз и собак. Вечно голодные, блеющие и воющие животные разделяли с работниками незавидную участь, нередко становясь друзьями для одних, и предметами ненависти — для других.

Чердак по-прежнему внушал ужас и суеверный страх. Гведолин решительно тряхнула темными волосами и толкнула скрипучую дверь.

На чердаке было сыро, холодно и ветрено. Паутина свисала с потолочных балок, всюду лежала пыль. Несколько круглых окошек, из которых внутрь проникал свет, отсутствовали. Остальные оказались настолько грязные и закопченные, что лампа, которую прихватила с собой Гведолин, пригодилась.

Прикасаться к старым вещам не хотелось. Брезгливой Гведолин себя не считала, но все же долго стояла в нерешительности, прежде чем начать.

Она обшарила верстак с позабытыми на нем инструментами, сплошь покрытыми ржавчиной и уже совершенно непригодными для использования. Перевернула стулья со сломанными ножками, отодвинула их, чтобы добраться до банок с домашними заготовками, содержимое которых покрылось кусками плесени и желтого налета.

В углу валялись сломанные прялки. Деревянные, ручные. Груда запчастей и каких-то деталей.

Среди сгнивших и ржавых железных листов, наконец, нашлось то, что она искала — большой поднос, с виду совершенно целый, только грязный. Если его отмыть с речным песком, глядишь, и заблестит.

Нужно было уходить. Гведолин и так задержалась, а ведь ее могут хватиться. Начать разыскивать, а как найдут — непременно выпорют. Чердак, как и кухня и еще несколько комнат, не относился к местам, где можно свободно разгуливать без разрешения.

Она уже хотела уйти, но взгляд ее зацепился за странный шкаф с множеством полок, занимавших, казалось, все дальнюю плохо освещенную стену огромного чердака. На полках, выстроенные в ряды, громоздились книги. Сама Гведолин читать не умела — кто ж будет учить бродяжек? — но видела, как читают другие. Книги продавали на улицах, на рынке, в книжных лавках.

Ей стало любопытно. Зачем здесь столько книг? Кто хранит их, для чего?

Раньше она редко интересовалась книгами, но сейчас почему-то захотелось взять в руки и полистать. Она с трудом вытащила первый попавшийся том, раскрыла. Страницы пожелтели и слиплись друг с другом.

Неинтересно. И картинок нет. Ей непременно захотела найти что-нибудь веселое, с картинками. Знала, что есть такие книги. Но сейчас и впрямь нужно идти. Водворив том на место, она отряхнула пыльные руки. И уже в дверях, уходя, остановилась и оглянулась на огромный шкаф — она обязательно вернется сюда снова.