Как-то, задев шаткую стопку, моментально рассыпавшуюся у ее ног, Лючия выудила на свет необычную книгу. Переплет из тончайшей черной кожи, странные рисунки и незнакомый язык вызвали страстное желание понять, о чем говорится в —таи1 icTDOi и юм фолиа! ггс.

– Я, можно сказать, своровала ее, - улыбнулась Лючия, вспоминая, как боясь, что ей запретят читать черную книгу, спрятала ее под шаль, в которую куталась, спускаясь в подвал.
– А ночью, когда все спали и не могли обнаружить горящую свечу, я открывала пахнущую плесенью находку. Сначала я ничего не понимала и просто листала страницы, рассматривая загадочные рисунки. Отчего-то я злилась, словно только от меня зависело, откроется мне тайна чужого языка или нет. А однажды, когда глаза уже закрывались, и я лишь усилием воли заставляла себя смотреть на страницу, произошло нечто странное.
– Тут Лючия обернулось к привидению, зависнувшему за ее спиной и с опаской наблюдающему за манипуляциями женщины-алхимика: - Дуня, вы грамотная, а потому, возможно, помните, как сливаются буквы, когда клюете над книгой носом?

Дуня на всякий случай кивнула.

– Вот и я, засыпая, уже не различала, где кончается рисунок, и начинается текст, как вдруг буквы поплыли, стали расправляться, заново перевиваться, и я обнаружила, что понимаю не только то, что написано, но и вижу совершенно иной рисунок, который буквально проявился из путаницы линий. От испуга, что происходит нечто запредельное, я моргнула... и убедилась, что видела лишь сон. Лежащая передо мной книга оставалась прежней, а я опять ничего в ней не понимала. Утром я выслушала нарекания за истраченные свечи, а потому была наказана на неделю, и уже читать ночами не могла.

– А потом?
– заволновалось привидение, видя, что Лючия замолчала и, проверив горелку, развязывает фартук. Девушка, улыбнувшись привидению, выбрала из кучи в углу годные яблоки, помыла их в собранной дождевой воде и, выглянув в окно и убедившись, что воины никуда за ночь не делись, уселась в кресло у кровати.

Дуня отказалась от предложенного яблока, и, расположившись у неподвижного демона под боком, приготовилась слушать.

– Когда мне выдали новую свечу, я тут же взялась за книгу. Я щурила глаза, скашивала их к носу, но на странице ничего не происходило. Ровно до тех пор, пока меня не потянуло ко сну, - Лючия с хрустом откусила яблоко.
– Не буду подробно рассказывать, что я вычитала, - произнесла она с набитым ртом, - но к утру я уже не нуждалась в свечном свете. Я могла вызывать огонь сама. Смотри!

Леди Росто щелкнула пальцами, что-то прошептала, и у носа привидения повис яркий лепесток пламени.

Дуня ойкнула и отлетела к окну.

– Нечего так тесно прижиматься к моему врагу, - назидательно проговорила Лючия и вновь откусила яблоко.

Глава 18. Крылья ночного мотылька

Слушая перепалку женщин и сознавая, что одна из них явно проигрывает, а потому может с испуга сболтнуть лишнего, Кразимион решил, что пора бы ему «прийти в себя». Он сел и огляделся туманным взором, словно не понимал, где находится и как тут оказался.

– Леди Лючия, смотрите! Ваш враг очнулся! – в голосе Дуни вкупе с активной жестикуляцией пальцем, указывающим за спину Лючии, вовсе не гремело ликование за вернувшегося к жизни приятеля. Там слышалось облегчение: ей удалось отвести огонь от себя и благополучно уйти от ответа, почему вырвала из ведьминой книги полупустые страницы.

Леди Росто не сразу оглянулась. По сжавшимся в кулаки ладоням и покрасневшим кончикам ушей было заметно, что ведьма укрощает свои чувства. Ну, или, что тоже вполне возможно, считает до ста, прежде чем встретиться глазами со своим чернокрылым ангелом.

А он был великолепен. Синяки и кровоподтеки за время вынужденного бездействия бесследно исчезли, спутанные волосы, раскинувшиеся по широким плечам, хоть и добавляли образу некоторой неухоженности, делали красоту дикой, а безмятежный взгляд, устремленный на замершую хозяйку башни, заставлял задержать дыхание.

Дуня, любуясь демоном, тоже перестала дышать, пока не поймала себя на мысли, что и до этого давненько не испытывала нужды в воздухе.

Лицо Лючии пошло красными пятнами, когда Кразимион встал в полный рост, не заботясь о том, что простыня, скрывавшая его наготу, соскользнула.

Сколько бы раз на своем жизненном пути Лючия не встречала «милорда», он всякий раз вызывал в ней чувства, граничащие с болью. Дочь Света пережила и детское слепое обожание, когда преклоняются даже без причины, и юношескую любовь-ненависть, когда все хочется разделить на белое и черное, но чертова любовь не уступает позиции, и лезет туда, где главенствовать должна ненависть, и вот теперь - острое желание любить и принадлежать тому, кто числится во врагах. Или хотя бы обнять, прижавшись всем телом.

Но мятежный дух, забитый так не вовремя проснувшимися обожанием-влюбленностью-желанием, проложил путь локтями и напомнил о себе, ударив кулаком по сердцу, которое, хоть и пропустило удар, вновь ровно забилось.

– Э-э-э! – пришла в себя Дуня, налюбовавшись нагим демоном и вспомнив, что зрительниц как минимум две. Ринувшись вниз, она уже в полете расправила подол-парус, чтобы прикрыть друга.

– Ха! Чего я там не видела?
– процедила Лючия, изобразив во взоре как можно больше презрения. Сгребла со спинки стула одежду Кразимиона и, не опуская глаз, швырнула в него.
– Дуня, не трудитесь. Я не из пугливых.