– Матис? – прервала его Сагреда.

Он ошеломленно поднял глаза. – Как вы… она вам рассказала…?

– Боюсь, что единственная «она» здесь – это я. – Сагреда попыталась улыбнуться, но затем вспомнила, как выглядело щетинистое лицо капитана, когда она пробовала практиковаться перед зеркалом. – Игровой движок, похоже, считал, что компы в нашей последней очереди уже отфильтрованы по половому признаку.

Матис кивнул с выражением обладелого стоицизма на лице. – Ладно. Это просто временное неудобство. Извини, что так долго; наверное, все записки сдуло ветром или еще что.

– Те, что в церквях, должны были остаться на месте.

– Да, насчет этого…

– Ты собираешься входить? – с нетерпением спросила Сагреда. Они говорили негромко, но кто знает, к каким выводам могла прийти миссис Троттер, увидев, что к капитану в этот неурочный час наведывается какой-то молодой человек.

– Боюсь, что тебе придется меня пригласить, – мрачно объяснил Матис.

Сагреде потребовалась пара мгновений, чтобы переварить услышанное. – Твою мать, ты серьезно?

– У меня клык, у тебя – елдык, – саркастически заметил Матис. – Вот что получается, когда идешь вслепую.

– Прошу, чувствуй себя как дома в моей ничтожной обители, – сказала Сагреда. Отступив на шаг от дверного проема, она впустила его внутрь, а затем осмотрела пролет, убедившись, что за ними никто не следил с лестницы.

Матис развалился на диване и апатично вперился глазами в пустое пространство, не фокусируясь ни на чем конкретном – видимо, так он пытался оградить себя от нарисованных на обоях узоров.

– Так в чем именно заключаются симптомы? – спросила Сагреда. – Если не считать обычной байроновской апатии.

– Я не рискнул выйти на улицу днем, – ответил он. – Но думаю, что это было бы фатально. В зеркалах я отражаюсь. Но по большей части я просто ощущаю чудовищную усталость и голод.

– Значит, ты не…?

– Господи, Сагреда! – Матис с ужасом посмотрел ей в глаза.

– Я имела в виду… ну, скажем, собаку? – Местные собаки были простыми автоматами, так что это бы даже не считалось издевательством над животными.

– Собаки меня не интересуют! – раздраженно огрызнулся Матис, как будто для Сагреды это было так же очевидно, как и для него самого. Но затем он осекся и попытался довести свои трудности до ее понимания. – Есть определенные зрительные образы и запахи, от которых у меня начинается слюноотделение, а мои… – Он указал на свой рот. – Мне кажется, что пока я не начну руководствоваться этими стимулами, слабость никуда не денется. Сэндвич с кровавым ростбифом здесь не помогает, и у меня пока нет причин думать, что проблему можно решить при помощи пары корги.

Сагреда собралась с духом. – Угостить тебя чашечкой?

Матис ответил не сразу. – Ты действительно хочешь это сделать?

– Не особенно, – призналась она. – Но я не хочу, чтобы ты впал в вампирский аналог диабетической комы.

– Мне лучше не смотреть, – решил Матис. – Кто знает, за какие ниточки потянет игра, если я увижу открытую рану.

– Хорошо. – Сагреда вошла в спальню капитана и закрыла за собой дверь. Рядом с умывальным тазом она увидела лезвие и чашу для бритья. Сагреда сняла пиджак и рубашку.

Мысль о том, что Матис боялся потерять над собой контроль, вызывала беспокойство. Они боролись друг за друга, страдали бок о бок и рисковали быть удаленными в пределах трех дюжин миров – а властвовавшее над ними программное обеспечение было слишком грубым, чтобы влезть им в головы, навязав какие-либо убеждения или желания. Ими двигала любовь и мечта, в то время как у СлизьНета не было ни того, ни другого.

В распоряжении игры, впрочем, имелось предостаточно рычагов для манипуляции ее персонажами. Пробудившись в маразматичном мире «Востока», где даже малейший намек на здравый смысл практически моментально сводил на нет все эффекты сенсорного погружения, они оба были лишены как склонности верить в то, что видишь, так и восприимчивости к премудростям одураченных толп. Но им еще ни разу не приходилось сталкиваться с настоящими пытками. И если высокопарный слог «Полуночи», в которой сердцееды шли рука об руку с кровопийцами, повествовал о том, что вампирская жажда сравнима с вонзенной в грудь раскаленной кочергой, СлизьНет бы без особого труда воплотил эти слова в реальность.

Тело капитана было вполне соразмерным и, судя по всему, совершенно не страдало от анемии; наполнив кружку, она не почувствовала ни малейшего намека на головокружение. – Так держать, старый сухарь! – сообщила она ему, перевязывая рану платком. Затем она снова оделась, чтобы скрыть любые среды повреждений на коже. Будучи приверженцем одной из англиканских конфессий, капитан не слишком увлекался религиозной атрибутикой; в его библиотеке имелась Библия Короля Якова, но распятия у кровати не было.

Она накрыла кружку игральной картой и открыла дверь. Матис по-прежнему сидел на диване; она прошла мимо него в прихожую и вышла через парадную дверь. Затем она поставила кружку на лестничной площадке, рядом с верхней ступенькой, и, не закрывая дверь, вернулась в гостиную.

– Ты не хотел наблюдать за мной, – сказала она. – А я не хочу наблюдать за тобой.

Слегка нахмурившись, Матис кивнул. – Я вернусь к себе, когда закончу. – Он подошел к столу и что-то написал. – Вот адрес, если тебе понадобится меня найти. Но сегодня мне дверь больше не открывай, что бы я тебе ни говорил.