Директор Хогвартса дал добро на использование его личности и самолично озвучил несколько десятков реплик. Его карточка получилась самой непредсказуемой, обеспечивая игрокам изрядное преимущество, даже если не повезло с произвольно выпадающим эффектом.

Были карточки менее известных магов, мракоборцев всяких, героев магической войны, и разумеется, в противовес им была представлена фракция Волан-де-Морта, с ним же в роли лидера. Как ни странно, пожиратели смерти продавались лучше двух других фракций. Решение сделать из террористов отчасти комичных персонажей, публикой было воспринято благосклонно. Тот же Волан-де-Морт, чья карта давала игроку сразу двенадцать баллов, сгорал, если выложить ничтожный отряд в один балл силы. Юмор оценили. На некоторых карточках, были изображены пожиратели из приближенных к темному лорду. Был там и Люциус Малфой, хоть маска и скрывала его лицо, платиновые волосы и характерное «Я презираю вас так же, как и других, молча» выдавали главу рода Малфой с головой.

Продажи игры начали набирать обороты, ажиотаж вокруг Гвинта увеличил мой капитал в Гринготтсе, породив очередную волну зависти. Те, кто служил Волан-де-Морту, избежав наказаний в послевоенное время, выражали свой протест в ежедневном пророке, находя те или иные карточки подозрительно похожими на собственные персоны. Мракоборцы в дырявом котле, играя за пожирателей смерти причитали: Пусть вякают что хотят, они ещё благодарны должны быть, что мы не можем определить точно, кто был под Империусом. «Будь моя воля, я бы всех сгноил в Азкабане!» — эту фразу я добавил карточкам авроров. Вот парень порадуется, когда выйдет следующая редакция Гвинта.

Другие магические издания так же оседлали актуальную волну обсуждений. Однако на моей стороне был «Ежедневный Пророк» и самый одиозный писатель на островах — Рита Скитер. Она обвиняла «ущемленных и невиновных» в малодушии и трусости, а я радовался. За пару сотен галлеонов я купил не только лояльность журналистки, но и её храбрость.

— Неужели она не догадывается, кого подначивает? Вдруг кто-то из пожирателей решит её убить? — спросил меня как-то Сириус, почитывая ежедневный пророк. — Я понимаю, тема весьма обсуждаемая, но я видел эту дамочку. Она не выглядит как та, кто может за себя постоять. Тем более, из-за дурацкой игры…

— Ты так говоришь только потому, что до сих пор не смог выиграть ни одной партии. Просто признай, из нас двоих я лучший игрок.

— Ты просто играешь сильнейшей колодой. Этот Вильгефорц, по-моему, симпатизирует пожирателям. Махнёмся колодами?

— Охотно.

Спустя ещё две партии Сириус наконец-то признал моё превосходство. Трижды ха! Хоть на картах и красовались новые лица, эффекты большинства остались неизменны. Разумеется, я знал наилучшие комбинации карт, и ещё долго буду на вершине, пока не появятся профессиональные игроки, отдающие себя игре целиком и полностью, вроде игроков в квиддич. Составить конкуренцию любимому спорту магов вот так, сразу, я не смогу, ведь против овеянной славой и традициями исторической забавы не выступишь одной идеей. Нужны турниры, спонсируемые огромными суммами денег. Предчувствие или предвидение, в последнее время эти умения сливаются воедино, говорят об успехе моего начинания.

Сириус, показательно расстроившись, перевернул газету и ещё раз зачитал статью на второй полосе. Там говорилось о казни Питера Петтигрю. Два дня назад приговоренного к поцелую дементора предателя настигла участь, которой не удостаивались другие убийцы в Азкабане. Его душу скормили нежити. Маги могут стерпеть убийство нескольких маглов, но стоит ткнуть их лицом в дерьмо, уязвить их гордость, и последующая кара будет ужасать даже прожжённого вояку.

— Этот гвинт захватил все главные полосы, даже про казнь ублюдка написали не на первой полосе. На протяжении двенадцати лет я мечтал удавить гада собственными руками, зная, что всё равно не смогу вернуть твоих родителей.

— Есть вещи, неподвластные даже магии.

— Все равно… Я думал это принесёт мне какое-то извращенное удовольствие, но потом понял, что это будет банальной местью. И знаешь что? Я бы с радостью убил его, хоть Дамблдор и говорит, что убийство раскалывает душу. Иногда мне кажется, что Дамблдор с высоты своего полёта, не замечает возможности обычных магов.

— Сириус, думаешь мне есть дело до того, как назовут убийство этой крысы, справедливостью, карой, местью или расколом души? Плевать мне на слова, как и плевать, кто держал бы палочку. На худой конец, сам бы справился.

— Нет, Гарри, ты не должен о таком задумываться. Убийство не тот акт, о котором можно рассуждать легкомысленно.

— Почему? Разве убийство маньяка, или тёмного мага, вроде тех же пожирателей смерти, не сделает мир чище, безопаснее, лучше?

— Ты видишь проблему однобоко, однако я общался со множеством авроров, на своём веку участвовавших во множестве схваток и всякого навидавшихся. Им приходилось убивать, Гарри. Много. Они мне говорили, что со временем у них стало получаться лучше и лучше, а угрызений совести становилось меньше. — По мере монолога Сириуса я вспоминал своё прошлое, и как же он был прав. — В конце концов, ты видишь лишь одно, как решить проблему на корню — убийством, легчайший путь. Но ты перестаешь замечать другие возможности, другие перспективы. Есть дороги более длинные, тяжелые, но в конце пути и награда больше.

— К примеру?

— Изменить мышление общества. Сделать так, чтобы мысли о силовом решении вопроса вызывали у большинства магов отторжение, осуждение. Превыше собственных амбиций и всяких идей должна стоять человечность.

— Поверишь ты мне или нет, но я понимаю, к чему ты клонишь. Мечты Дамблдора полностью неосуществимы. — В разговоре с Сириусом я не применял суггестии. Нет никакого удовольствия спорить с заранее лояльно настроенным собеседником. — С каких пор человечность воплощает одну лишь доброту и торжество разума? Людям свойственен гнев, глупость, жестокость, лицемерие, страх, наглость. Эти качества по прежнему присущи нам, людям. Если отбросить их, то останемся ли мы людьми?