Консультант подошла, улыбаясь:

— Какой комплект смотрите? Балконет, "Анжелика"? Какой размер у вас?

— Не знаю, — я и вправду не знала. Заметила только, что в последние дни грудь тяжелее стала, чувствительнее. Налилась будто…

Набор мы выбрали, не один даже. Я оплачивала картой Имрана, смущалась, но мысль о том, что ему покажусь в таком виде, будоражила.

Только глядя на белье, я вспомнила ещё одну вещь. Месячные у меня всегда четко по графику приходили, а тут я забыла о них совсем. А ведь уже на три дня задержка…

Мы не предохранялись с Имраном ни разу. После свадьбы это уже не так важно было бы, там можно и сразу о ребенке думать. А сейчас мне так страшно стало, что я зажмурилась, держась за пакет с бельем. Даже такой наивный человек, как я, знал, откуда дети берутся.

Пожалуйста, пусть это ничего не значит, вдруг я отравилась просто? А месячные от стресса не пришли. Такое бывает, говорят.

Но все же пошла в аптеку, она прямо тут, в торговом центре на первом этаже располагалась.

Тест покупать страшно было. За спиной мужчина незнакомый, мне душно, стыдно и плакать хочется. Я к окошку наклонилась и едва слышно произнесла:

— Мне тест, пожалуйста. На беременность…

Вслух сказать ещё тяжелее, я шарф на шее расслабила, чтобы не задохнуться. Как обратно ехали, как домой поднималась, — ничего не запомнила. В себя пришла только когда в руках тест оказался, а я его глазами гипнотизировала. Появится вторая полоска или нет?

Секунды текли, я молилась господу богу, сама не зная, чего прошу. А в это время медленно—медленно вторая полоска появлялась. Сначала бледная, едва заметная, а потом яркая, что не проглядеть никак.

В моем чреве — дитя Шерхана. Я ладонью провела по плоскому ещё животу, ища хоть какие-то изменения в своем теле, но их ещё не было, быть не могло. Из туалета вышла, пошатываясь.

Как мне в этот момент остро не хватало своей бабушки! Она бы помогла, всегда помогала. Совет дала, подсказала, что делать. А самой решать что-то было страшно. Я одна не справлюсь!

«Ты не одна» — подсказал внутренний голос. У меня есть Шерхан. У моего ребенка есть отец.

Нужно ему рассказать.

Я сжала в кулак тест, руку спрятала в карман платья, и пошла на первый этаж. По голосам поняла, он в кабинете. В доме людно стало, слышны чужие разговоры возбужденные, гортанная незнакомая речь. На дагестанском, наверное. Имран же из Дагестана, как и все его друзья.

Я по лестнице спустилась, на последней ступеньке немного постояла, вслушиваясь в чужие размер разговоры.

Снова об оружии говорили, а потом я услышала фамилию свою. Не хотела подслушивать, но и уйти не смогла после этого.

— Ты уже одного Вяземского завалил, надо было тогда и Игната вместе с ним.

Голос знакомый, но не могу разобрать, кому из ребят Шерхана он принадлежит.

— Надо было, — ответил Имран, — ничего, я паскуду эту сегодня убью. Отправится Игнат к брату своему, на тот свет.

Кричать хотелось. Я рот рукой закрыла, всхлипнула тихо, отказываюсь верить. Бросилась наверх, тест на тумбочку отшвырнула, будто он был чем-то гадким, мерзким.

Все внутри от боли сжималось, слезы текли по лицу, успокоиться никак. Шерхан не просто оружием торгует, он — убийца моего отца. Это из-за него я осталась сиротой. А теперь во мне — его ребенок.

Я по животу провела ногтями, раз, другой, царапая его до красноты, будто дитя собиралась выдрать.

Плакала, кусая ребро ладони, чтобы ни звуком себя не выдать. Слез горьких много, море, а внутри казалось, заледенело все.

Не знаю, сколько времени я вот так провела, забившись в угол, пока соображать не начала.

Бежать нужно. Вот теперь уже точно — иначе он и меня убьет. Все это между нами притворством оказалось, как я вообще могла ему поверить? Он же бандит.

Я умылась, даже в зеркало на себя смотреть не стала. Достала пальто дядино, то самое, которое так и не выкинула. И вниз спустилась.

Дом опустел, как все разъехались, я даже не успела заметить. Только Шамиль с недовольным видом сидел в гостиной напротив телевизора.

Мой охранник. Или сторож.

— Шамиль, — позвала его, — Имран разрешил мне выходить с тобой. Я погулять хочу, отвези меня, пожалуйста.

Голова болит ужасно. В кабинете накурено так, что хоть топор вешай. Открываю окно, впускаю сырой, холодный весенний воздух и неожиданно думаю, что лесом все послать хочется. А ещё хочется наверх, к Белоснежке, смотреть, как новые труселя мерит и крутится перед зеркалом.