— Ты не переживай, я поговорю с папой, — спокойно произнесла Анжела, закрывая деликатную тему. — Надеюсь, он не станет на тебя больше давить и вообще оставит нас в покое. Ты ему действительно нравишься, он правда хочет, чтобы ты добился всех возможных успехов в своей балетной карьере. Но… мы же продолжим общаться как друзья? — робко, почти умоляюще попросила она.

— Если ты захочешь, — с сомнением отозвался Павел. — Если тебя не будет напрягать то, что я не смогу…

— Я поняла! — перебила она торопливо. — Я не стану ждать и надеяться. Но ведь я тебе не противна?

— Совсем нет, что за ерунда. Мне приятно твоё общество. Ты вообще замечательная.

— Спасибо… — Анжела помолчала немного, собираясь с духом для следующего вопроса. — А у тебя сейчас… есть кто-нибудь?

Павел на мгновение зажмурился. Дыхание перехватило, сердцебиение участилось, и он как наяву увидел тёмные пряди волос, разметавшиеся по подушке… прикрытые длиннющими ресницами глаза цвета горячего шоколада… опухшие от поцелуев губы… бархатистую смугловатую кожу… плавную линию плеч, безупречную грудь и тонкую талию… Мила.

Чёрт бы тебя побрал, Мила!..

— Нет, — стряхивая наваждение и открывая глаза, ответил он. — У меня никого нет.

Таганрог, 2007 год

Пашка не сразу понял, что именно произошло.

— Держите воровку! — запричитала продавщица, уже крепко ухватив трепыхающуюся Милку цепкими сильными пальцами за сгиб локтя. — Она у меня браслет украла! Полюбуйтесь-ка, люди добрые — ни стыда ни совести!

— Что ты врёшь, овца?! — вскинулась от этих слов девчонка, тщетно пытаясь вырваться. — Ничего я у тебя не крала…

— Ты чего это мне тыкаешь, дрянь малолетняя?!

— А чего вы меня оскорбляете?

— Да пусть отдаёт браслет и катится, связываться с такой… себе дороже, — брезгливо кривя губы, посоветовал тучный мужчина из-за соседнего прилавка, торгующий дешёвой китайской бижутерией.

— Нет у меня никакого браслета, — упрямо возразила Милка.

— Обыщите эту пигалицу — всего делов-то, — внесла предложение одна из покупательниц.

— Только попробуйте! — возмутилась “пигалица” и снова дёрнулась, но пальцы продавщицы держали крепко, стискивая руку до боли.

— Ну тогда давайте её в детский дом отведём, прямо к директору, пусть он и разбирается. Или в ментовку сразу? — выдал кто-то из толпы.

— Отпустите её, — быстро попросил Пашка, пока дело и правда не дошло до милиции. — Сколько браслет стоил? Мы заплатим. Соберём деньги — и обязательно заплатим!

— Да уж, ты заплатишь, — обидно захохотал толстяк с бижутерией. — Вам, детдомовским, только дай волю — и след простынет… вместе с браслетом.

— Да не брала я ваш поганый браслет! — завизжала Милка, пунцовая то ли от стыда, то ли от злости.

— Если он такой поганый, что ж ты вертелась возле моего товара, высматривала, вынюхивала? — не унималась продавщица.

— Что, и посмотреть нельзя? — огрызнулась Милка. — За погляд денег не берут.

— Да воровка она, точно воровка! — убеждённо сказала какая-то тётка. — Вон глядите — покраснела вся и в глаза не смотрит, стыдно ей. Обыскать — и дело с концом. Женщины, отведите её за ширму да осмотрите быстренько…

— Нет, я не пойду! — забилась Милка, словно пойманная в силок птица. — Пустите меня, уроды! Вы не имеете права обыскивать!!!

Честно говоря, Пашка и сам не был уверен, что подружка не брала этот проклятый браслет, от неё можно было ожидать абсолютно любого “сюрприза”. Но видеть её мучения было совершенно невыносимо… Он подошёл вплотную к продавщице, которая держала Милу за руку, и, неожиданно кинувшись вперёд, как волчонок вцепился зубами в её запястье.

— А-а-а!.. — взвыла та, пытаясь отдёрнуть руку и невольно выпуская свою пленницу из захвата. — Ты что ж это творишь, гадёныш?!

Пашка разжал зубы и тут же крикнул Миле, не давая никому шанса опомниться:

— Бежим!

И они рванули!..

— Держите их! Ловите! — бестолково загалдели остальные, но мальчишка с девчонкой уже ввинтились в рыночную толпу, торопясь поскорее смешаться с ней, ошеломить напором и внезапностью, а дальше — мчаться, мчаться, мчаться со всех ног, петлять, нестись и запутывать следы.

Крепко сцепившись руками, чтобы не потерять друг друга в этой толкотне, они вылетели за ворота рынка и, не сговариваясь, помчались в сторону детского дома — переулками, дворами и подворотнями. Пашка то и дело оборачивался: ему мерещились крики, топот и шум погони. Кто-то, кажется, и в самом деле побежал вслед за ними, поэтому, недолго думая, Пашка подсадил Милку на крышу одного из частных гаражей, сам быстро вскарабкался за ней — и они принялись удирать уже поверху.