– Не большоЙ, - сказала она, когда я спросил.
– А «ВЕЛИКИЙ».[126]

Ладно, мам. Как скажешь.

68

Вскоре другие новости вытеснили «Дом ужасов» Большого Донни с первых полос газет, и моя слава в школе померкла. Как там Лиз говорила про Чета Аткинса: как быстро забываются великие. Я снова столкнулся с проблемой знакомства с девушками, потому что стоял и ждал пока они подойдут к моему шкафчику, с глазами, накрашенными тушью и поджатыми губами, чтобы завести со мной разговор. Я играл в теннис и пробовался на роль в школьной постановке. В итоге я получил только второстепенную роль и две фразы, но постарался вложить в них всю свою душу. Я играл в видеоигры со своими друзьями. Я повел Мэри Лу Стайн в кино и поцеловал ее. Она поцеловала меня в ответ, и это было великолепно.

Вот набросок, полный переворачивающихся календарных страниц. Это должно быть было в 2016-м, а потом в 2017-м. Иногда мне снилось, что я нахожусь на этой проселочной дороге и просыпаюсь, зажимая рот руками и думая: Не свистнул ли я? О Боже, неужели я свистнул? Но эти сны приходили все реже. Иногда я видел мертвых людей, но не слишком часто, и они не были страшными. Однажды мама спросила меня, вижу ли я мертвецов, и я ответил, что почти не вижу, зная, что от этого ей станет легче. Именно этого я и добивался, потому что она тоже прошла через трудные времена, и я это понимал.

– Может быть, ты это перерастаешь, - сказала она.

– Может быть, - согласился я.

Это подводит нас к 2018 году, когда ваш герой Джейми Конклин выше шести футов ростом, отрастивший козлиную бородку (которую моя мать чертовски ненавидела), почти достигший возраста, дающего право голоса, готовился к поступлению в Принстон. Я достигну нужного возраста в ноябре, когда выборы уже состоятся.

Я сидел в своей комнате, готовясь к выпускным экзаменам, когда зазвонил телефон. Это была мама, звонившая с заднего сиденья еще одного «Убера», на этот раз направляющегося в Тенафлай, где теперь жил дядя Гарри.

– Опять воспаление легких, - сказала она, - и я не думаю, что на этот раз он выздоровеет, Джейми. Они попросили меня приехать, а они этого не делают, если только положение не достаточно серьезное.
– Она сделала паузу, потом сказала: - Смертельное.

– Я приеду так быстро, как смогу.

Подтекст был в том, что я никогда не знал его по-настоящему, по крайней мере, когда он был умным парнем, строящим карьеру для себя и своей сестры в мире крутых Нью-йоркских издательств. Который на самом деле являлся очень жестоким миром. Теперь, когда я тоже работал в офисе - всего несколько часов в неделю, в основном заполняя документы, - я знал, что это правда. И это правда, что у меня были только смутные воспоминания об умном парне, который должен был оставаться умным намного дольше, но ему просто не свезло.

– Я доберусь на автобусе.
– Что я мог сделать с легкостью, потому что автобус был тем, на чем мы всегда ездили в Нью-Джерси в те дни, когда «Убер» и «Лифт» были вне нашего бюджета.

– Твои экзамены… ты должен готовиться к выпускным экзаменам…

– Книги - это уникальная портативная магия. Я это где-то прочел. Я возьму их с собой. Увидимся на месте.

– Возможно, нам придется остаться там на ночь, - сказала она.
– Ты уверен?

Я ответил, что да.

Я не знаю точно, где находился, когда дядя Гарри умер. Может быть, в Нью-Джерси, может быть, пересекал Гудзон, может быть он умер в тот момент, когда я лицезрел стадион «Янки» из моего изгаженного птицами окна автобуса. Все, что я знаю, - мама ждала меня возле спецучреждения - его последнего спецучреждения - на скамейке под тенистым деревом. У нее были сухие глаза, но она курила сигарету, а я давно не видел, чтобы она это делала. Она крепко меня обняла, и я ответил ей тем же. Я чувствовал запах ее духов, тот старый сладкий запах «La Vie est Belle», который всегда возвращал меня в детство. К тому маленькому мальчику, который думал, что его зеленая индейка была просто кошачьей задницей. Мне не нужно было спрашивать.

– Не успела на десять минут, - сказала она.

– Ты в порядке?

– Да. Грустно, но еще я испытываю облегчение из-за того, что все, наконец, закончилось. Он продержался гораздо дольше, чем большинство людей, страдающих от того, что у него было. Знаешь, я сидела здесь и думала о трех мухах и шести землянах[127]. Ты знаешь, что это такое?

– Думаю, да.

– Другие мальчики не хотели брать меня в игру, потому что я была девочкой, но Гарри сказал, что если они меня не примут, он тоже не будет играть. А он был популярен. Всегда самый популярный. Так что я была, как говорится, единственной девушкой в игре.

– Ты была хороша?

– Я была потрясающе хороша, - сказала она и рассмеялась. Потом она вытерла глаза. Все-таки плачет.
– Послушай, мне нужно поговорить с миссис Акерман - она здесь главная - и подписать кое-какие бумаги. Потом мне нужно зайти в его комнату и посмотреть, не забрать ли что-нибудь на память о нем. Не могу себе представить, что.

Я почувствовал волну тревоги.

– Он все еще не...?

– Нет, милый. Здесь есть похоронное бюро. Завтра я договорюсь о том, чтобы отвезти его в Нью-Йорк и... ну, ты знаешь, проводить в последний путь.
– Она помолчала.
– Джейми?

Я посмотрел на нее.

– Ты не... ты не видишь его?

Я улыбнулся.

– Нет, ма.

Она схватила меня за подбородок.

– Сколько раз я говорила тебе не называть меня так? Кто говорит «мее»?

– Детеныш овечки, - сказал я и добавил: - Да, да, да.

Это ее рассмешило.

– Подожди меня, милый. Это не займет много времени.

Она вошла в дом, а я посмотрел на дядю Гарри, который стоял не более чем в десяти футах от нас. Он был там все это время, одетый в пижаму, в которой умер.