Сегодняшняя игра, Одиноков знал наверняка, обещала быть особенной, одна из тех, что держит в напряжении до самого конца и исход которой неизвестен до последнего момента. За пятилетний срок, что Иван был занят этим промыслом, он познакомился со всеми игроками в своей округе, и с любителями, и с профессионалами, и шулерами, и перманентными везунчиками. Изучив их повадки и стиль игры, он зачастую мог наперед предугадать исход карточной схватки.

Состав, который собрался за столом на этот раз, был особенный и игра предвещала быть интересной. К двенадцати ночи за зеленой скатертью осталось четверо, двое из которых были профессионалами, не чурающихся грязной игры, один везунчик и один из, так называемых, непредсказуемых. К последней категории Одиноков относил игроков, которые не были новичками, но и не зарабатывали игрой на жизнь. Им не везло, как некоторым счастливчикам, но и больших сумм они не проигрывали никогда. Они были скорей любителями, изучившими все тонкости игры, никогда не впадали в иступленный азарт, иногда безумно рисковали, а иногда необъяснимо пасовали. Как егерь, знающий повадки зверей своего леса, так и они, подсознательно чувствовали игровой настрой своих партнеров. Именно такой был Федор Ожилаури, вечный балагур, с нескончаемым арсеналом историй на все случаи жизни, происшедших с ним, с его друзьями, родственниками, знакомыми и так до бесконечности. Рассказывал он медленно, с подробностями, смакуя детали. Одиноков предполагал, что это и есть его метод игры – одурманивать партнеров своими нескончаемыми байками. Но делал Ожилаури это так непринужденно, что трудно было заподозрить его в преднамеренном действии. Немного выше среднего роста, смуглый, с черными волнистыми волосами и такими же черными усами, он казался старше своих двадцати трех лет. Как и Одиноков он был студентом Московского университета, и точно также, будущий юрист, больше времени уделял игре и шумным компаниям, чем учебе и практике в судах. А вот Лешка Колпаков, приказчик в бакалейной лавке, был настоящим везунчиком. Игра его была довольно предсказуема, так как играл он только при наличии хороших карт. А с этим ему везло, нужные карты так и липли к нему. Рисковать он не любил, поэтому особенно никогда не выигрывал, но зато и не проигрывал. Однако он не терял надежды, что в конце концов ему повезет так, что он пошлет своего хозяина куда подальше и сам станет владельцем бакалейной торговли. Он пришел поздно, после закрытия лавки, поприветствовал играющих – Талан на майдан!, получил в ответ – Шайтан на гайтан! – и пристроился на свободном месте.

Двое остальных были профессионалы карточной игры. Жорж Стебельков, по прозвищу Жорик, и татарин, фамилии которого никто не знал, а потому так и называли – Татарин. Оба были жесткими игроками, Жорик часто жульничал, а Татарин не любил проигрывать. Его круглое безволосое лицо, не выдавало никаких эмоций. И так узкие глаза, во время игры совсем закрывались, можно было подумать, что он спит, и только нечаянный блеск среди припухших век, говорил, что он внимательно следит за игрой. Говорили, что не смирившись с проигрышем он может и убить. Поэтому Одиноков не очень-то радовался его присутствию, но приходил Татарин и раньше и вел себя вполне прилично.

Играли в секу, с одной шахой, игру быструю, основанную на блефе и конечно, удаче. Колпаков играл как всегда осторожно и пасовал при малейшей неуверенности. Лицо татарина, бесстрастное, как маска, продолжало дремать. Руки-же, жившие отдельно, ловко сдавали, вскрывали и к пяти часам утра дела его шли явно неплохо. Стебельков, который, кроме всего прочего, промышлял воровством, был сегодня при деньгах, поэтому играл уверенно, удваивал взятки, играл в темную. Но к утру начал нервничать, карта не шла, попытка передернуть, под дремлющим, но зорким оком Татарина и после замечания Ожилаури не прошла. За тяжелыми гардинами начинался ранний рассвет.

Колпаков поднялся, потянулся и обратившись к Одинокову сказал.

– Сегодня не мой день. Я при своих. – задержался было, но взял себя в руки.

– Да и открываться скоро. Пойду отдохну немного.

Одиноков окинул взглядом игроков. Ситуация прояснялась и явно шла к концу. Жорик проигрывал и из-за этого играл нервно, с напряжением. Его деньги большей частью осели у Татарина, хотя и Ожилаури перепало кое-что. – По последней и расходимся. – предложил Жорик, недовольный результатом ночного бдения.

– Ты раздавай, а там видно будет. – пробурчал Татарин.

Жорик раздал всем по три карты. Татарин не поднимая их со стола только отогнул уголки. Жорик перекрестил карты, потом прижал их к груди, слегка раздвинул и посмотрел. Ожилаури, как всегда бесшабашно, разложил свои веером, усмехнулся и начал было.

– Как-то раз, мой дядя Важа, брат отца, он в Тианети живет…

– Играю!– перебил его Татарин. – Пятьдесят и столько-же с верху.

Он кинул на кон сто рублей.

– Я тоже. – Ожилаури кинул бумажки в центр стола.

Жорик, ощущая недостачу наличности, вскрылся.

– Двадцать, бубновой, большевистской масти. – важно сказал он.

Татарин, не открывая карт, невозмутимо скинул их в колоду.

– Сека! – сказал Ожилаури и перевернул свои. – Двадцать, трефовой масти. Игра продолжилась, Татарин внес свои деньги и кон еще увеличился. Напряжение росло по мере убывания денег у Жорика. Открываться никто не хотел и бумажки в центре стола уже походили на охапку осенних листьев. Ставки поднялись уже до ста рублей и на кону было никак не меньше тысячи.

– У меня денег больше нет. – вдруг простонал Жорик.

– Ну так пасуй. – посоветовал Ожилаури.

– Пусть твой дядя, как там его, пасует. – грубо сказал Жорик и ласково.

– Вань! Одиноков! Одолжи рубликов пятьсот. Верну. Гадом буду!

– Я не в банке работаю. Извини. – Одиноков не доверял никому.

Жорик обиженно, со злостью уставился на Татарина, на Ожилаури.

– Ну ладно. – забормотал он. – Сейчас я вам устрою.

Жорик полез в обширный, специально подшитый, внутренний карман своего поношенного пиджака, висевшего на спинке его стула. Одиноков напрягся, но Жорик достал и положил на стол какой-то прямоугольный предмет завернутый в большой ситцевый платок.

– Эта вещь стоит кучу денег, – сказал он с трепетом в голосе. – может тысячу, а может даже две тысячи рублей.

Заинтригованные, все уставились, как Жорик осторожно разворачивал драгоценную вещь. Ожидая чего-то из золота и камней, они были крайне удивлены, когда под тусклым светом слабой лампочки увидели книгу.

– Книга? – разочарованно воскликнул Ожилаури.

– Я не буду играть на книгу. – заявил Татарин. – Деньги или пасуй.

– Это старинная книга. Очень редкая. Второй такой в мире нет. – заволновался Жорик. – Дело говорю. Ее отнести на Кузнецкий, жидам показать, три тысячи дадут без разговоров.