Ожилаури взял книгу. Довольно большая, сантиметров тридцать на двадцать и толщиной в пять сантиметров, в кожаном, в нескольких местах порченом насекомыми, переплете, разрисованная когда-то ярким, а теперь выцветшим узором. Корешок, украшенный замысловатым орнаментом, потертый и дряхлый, все еще крепко держал тонкие пергаментные листы, сплошь покрытые арабской вязью, какими-то неизвестными знаками и похожими на цветы рисунками.

– Да, вещь действительно старинная. – сказал он. – И что-же здесь написано? Он посмотрел на Татарина.

– На книгу я играть не буду. – упрямо повторил тот.

– Ты же коран читаешь? – передал ему книгу Ожилаури. – Тут на арабском.

– Не читаю я коран. – сказал Татарин. Он повертел книгу в руках. – И на русском не читаю. А это что такое?

Он хотел уже отложить книгу, вдруг замер, распахнул глаза и с подозрением спросил. – Откуда у тебя эта книга?

– Откуда надо. – огрызнулся Жорик и вырвал книгу из рук. – Не твое дело, не суйся. Играем или нет?

– Играем. – вдруг согласился Татарин

– Ладно, играем. – согласился и Ожилаури.

Что это за книга он не знал, но чувствовал, не простая.

– Я хочу за нее тысячу. – обрадовался Жорик и положил книгу поверх лежащих в центре стола денег.

Ожилаури быстро посчитал свою наличность – нет, столько он не потянет.

– Двести.– спокойно сказал он.

– Да вы что? – вскочил со стула Жорик. – Надуть меня хотите! Не с тем связались!

– Двести. – также спокойно повторил Татарин. – Ты знаешь правило, барахло против бабок – в полцены. А это даже не оценено.

– Ну, суки! – возмущенный Жорик упал на стул. Опять чуть сдвинул карты, прищурился. – Ладно, кидайте деньги и вскрываемся. Давай, Татарин.

Тот кинул бумажку и стал переворачивать карты. На стол легли червонный туз и пиковый туз. Третью карту трогать не стал.

– И это все?! – радостно вскричал Жорик. – Два лба? Ха-ха-ха! Я только-что вас слопал, как зайчиков! Теперь ты грузин, что у тебя? – победно взглянул он на Ожилаури.

– Сначала ты, по порядку.

– Да ради бога! – Жорик стал торжественно открывать карты, медленно, одну за другой, растягивая удовольствие.

– Вот вам Дзержинский. – он выложил трефового валета.

– Вот вам товарищ Троцкий. – рядом лег пиковый валет.

– А вот вам… – Жорик растянул паузу и со всего размаху шлепнул картой. – и сам товарищ Ульянов-Ленин!

Бубновый валет упал поверх Троцкого и Дзержинского.

– Ну, что зайчики-голубчики, получили?! Федя, ты будешь открывать или прямо ляжешь?

Жорик был счастлив. Наконец за всю ночь ему повезло и как повезло. И свое отыграл и еще сверху прихватил.

– Да, с Лениным мне не тягаться. – скучным голосом начал Ожилаури. – Но вот у меня тут Мария Терезия.

Он открыл бубновую даму.

– Вот ее величество Александра Федоровна! – он положил червовую даму.

Ожилаури посмотрел на побледневшего Жорика, на раскрывшего глаза Татарина, насладился моментом, как вокруг стола собрались Одиноков и другие игроки, напряженно ожидавшие развязки и наконец открыл последнюю карту.

– Ну и старец Гришка Распутин при ней! – трефовая шестерка-шаха звонко шлепнулась о стол. Одиноков подошел к столу вплотную, лицо Жорика налилось кровью, он готов был взорваться. Татарин тоже встал, тяжело уперся руками в стол.

– Я куплю у тебя эту книгу. Сколько хочешь? – сказал он, опять сощурив распахнувшиеся было глаза.

– Не сегодня, дорогой. –Ожилаури собирал со стола урожай. – Ее надо оценить, узнать, что это такое, а потом поговорим, если хочешь.

– Ладно, закончили. – Одиноков положил на стол исписанный листок бумаги. – Татарин, Федор вы в выигрыше, будем рассчитываться. Книгу я считаю за двести рублей, по моему это справедливо.

– Справедливо, Ваня, справедливо. – проворковал Ожилаури и стал считать свой выигрыш.

Как ушел Жорик никто не заметил, вслед за ним, рассчитавшись ушел Татарин. Убирая в карман полученные от Ожилаури деньги, Одиноков сказал.

– Ты, Федя, особенно не радуйся. Видел, как тихонько ушел Жорик? Зол он на тебя страшно. Поосторожней будь. Да и Татарин очень заинтересовался твоей книгой. Сам знаешь, что это за народ. Университет закончить не дадут.

Когда Ожилаури вышел на улицу было уже раннее утро, дворники пугали воробьев своими метлами, а прохожих с каждой минутой становилось все больше. Солнечные лучи еще не заглянули в глубокие колодцы московских дворов, но чистое голубое небо, тихое утро, не потревоженное криками извозчиков, сигналами авто и гулом тысячи голосов, туго набитый карман брюк, тяжесть неизвестной книги, все говорило – жизнь прекрасна и полна чудес. Еще бы бокальчик пива и хоть кричи от счастья.