Они ушли, когда он остался стоять в тени под деревом, сжимая дурацкую шляпу в руках. Жара давила на виски головной болью. Дышать было совсем нечем. Тело ломило от усталости, в горле пересохло. Уезжая он полагал, что этот июньский день станет худшим в его жизни, но всё стало бесповоротно плохо в тот момент, когда из дому мать прислала вырезку из газеты, где извещалось о помолвке Фреи.

1951 год

Комната Джеймса находилась в тени многовекового вяза, свободно раскинувшего свои ветви в воздухе. Он дышал ветром, который заставлял всё ещё зеленые листья громко перешептываться между собой. Их голоса сливались в единую песнь, слов которой парень не умел разбирать. Для него это было не больше, чем шуршание, которому не стоило внимать, отвлекаясь лишний раз ото сна, в котором он крепко повяз. Проникая через приоткрытую форточку, ветер ласкал и его лицо, снимая румянец жара, оставшийся по итогу бессонной ночи.

Джеймс натянул одеяло до подбородка, перевернувшись набок. Парень нахмурился, когда незатейливое пение птиц ударило головной болью по вискам. Он выпил слишком много, чтобы помнить большую часть проведенного вечера, но достаточно, чтобы провести последующий день в подобных мучениях. Громкая музыка, милые девушки, крепкий алкоголь, плотный сигаретный дым и грязные карты — он проживал эту жизнь сполна, не находя в ней изъянов. Его основные принципы жизни были не так уж сложны — жить ради удовольствия, иначе в чем ещё мог быть смысл?

В горле чувствовалась ужасная жажда. Джеймсу казалось, он находился где-то посреди пустыни, где лишь одна капля воды могла спасти его от смерти. Погруженный в мир сновидений, он не находил отличий с действительностью. Парень потянулся к прикроватной тумбе, надеясь обнаружить стакан с водой, что Дебора всегда предусмотрительно оставляла для него. Задев его рукой, Джеймс тихо ругнулся, когда стакан с грохотом упал на пол, разбившись. Приоткрыв один глаз, что далось ему крайне нелегко, он убедился, что тот и без того был пуст, а потому особой ценности не представлял для него. Из грудной клетки парня вырвался обреченный стон.

И всё же подниматься с места он по-прежнему не стал. Подмяв под себя подушку, парень дальше продолжал спать, изнывая от жажды. До его чуткого слуха донеслись торопливые шаги, приближающейся к комнате. Он знал все их наизусть. Эти принадлежали Деборе. Её поступь была мелкой, но ходила она по привычке быстро.

Когда дверь распахнулась, его обдало холодом. В комнате воцарился сквозняк, но это едва ли беспокоило девушку, которая стала живо тормошить его за плечи. Она ругнулась под нос, когда обнаружила стакан разбитым, но едва ли это хоть немного её остановило продолжать мучать его.

— Разве я не просил тебя не будить меня раньше обеда? — пробормотал Джеймс, скидывая с себя холодные мокрые руки девушки. От неё пахло кухней, запах которой впитался уже давно под кожу, и даже мыло, что она упорно втирала, не могло перебить этого.

— Мистер Кромфорд просил разбудить вас.

— Не смей идти на эту уловку. Я знаю, что он в Лондоне, — парень продолжал и дальше ворчать, всё с большей силой отталкивая от себя девушку.

— Он приехал, — зло прошипела она. Дебора начала щипать его, что, в конце концов, вынудило его наконец-то разлепить сонные глаза.

— Пошла вон! — Джеймс оттолкнул от себя девушку, и та едва не упала.

— Пеняйте на себя, мистер Джеймс, — дерзко бросила она, прежде чем уйти, так и оставив чёртовы двери открытыми. Джеймс же накрылся одеялом с головой и продолжил свой сон, что было не так уж затруднительно сделать, когда он оказался в постели лишь в половине шестого утра.

Ему удалось уснуть так быстро, что парень и позабыл о жажде. Голова по-прежнему раскалывалась, но это едва ли мешало ему продолжать проживать мгновения в открытом пространстве собственного подсознательного воображения. И под тонким одеялом он не сумел услышать других шагов, стремительно приближающихся к его комнате.

Одним резким движением с него было сдернуто одеяло. Свет болезненно ударил в ту же секунду по глазам, тело обдало освежающей разум прохладой. Не успел парень что-либо сообразить, как ему в лицо плеснули водой, что вмиг заставило его проснуться.

Джеймс намерен был вылить всю свою злость на Дебору, но над ним навис отец, хмурое лицо которого свидетельствовало исключительно о том, что он был, как обычно, не в самом лучшем расположении духа. Обратного от него не было смысла ожидать. Парень подозревал, что о его ночных похождениях отцу было всё известно. На нем с незапамятных времен стояло клеймо позора семьи, и лишь в последние годы своей жизни Джеймс упорно доказывал, как сильно заслуживал этого звания. Ведь если прежде его это немало коробило, то теперь было ровным счетом плевать.

— Через пять минут ты будешь сидеть вместе с остальными за завтраком, — сухо и строго произнес родитель, не размениваясь на любезности, которые Джеймс мог заслужить после двух месяцев разлуки. Впрочем за отцом у него не было времени скучать, а даже если и находилась скучная минута-другая, он думал о нем в последнюю очередь.

Не сказав более и слова, отец ушел. В дверях Джеймс заметил Дебору, которая смотрела на него со злосчастной улыбкой, превозносящей её правоту над его. Он бросил в девушку подушку, всполошив её, как птицу, с места. Девушка быстро взбежала вниз, оставив его одного.