— Забирайся. С него не упадешь.

— Ты меня недооцениваешь.

— Я поймаю тебя, если что-то пойдет не так.

Это успокаивало, хотя следом пришла мысль, что я все равно вряд ли могла нечаянно убиться. Только что искупавшись, я осталась совершенно сухой. Все вокруг было иллюзорным.

Стоило это осознать, стало легче. Следующие мои шаги по воздуху были гораздо более твердыми. Я устроилась на коврике, сев напротив Дамиана.

— Так ты хотел о чем-то поговорить?

Он подался вперед, взяв меня за руку и неожиданно сильно ее сжав. Тонкие губы демона-дракона при этом искривились так, словно ему было больно.

Ладонь у него была теплая и крепкая, немного шершавая на ощупь. Выпуклые вены поднимались от жилистых предплечий выше, к тугим бицепсам, а дальше как-то само получилось, что я разглядываю мускулистую грудь и четко очерченный пресс.

Я потупилась. Не надо было Дамиану брать меня за руку. Я так скоро начну жалеть о том, что сделала.

— Хватит, — тихо сказала я. — Руку мне раздавишь.

— Нет, не хватит! — вырвалось у него.

Он тут же замолчал, но грудь его быстро поднималась и опускалась, а губы при этом были плотно сжаты. Глаза демона-дракона поменяли цвет — из блеклых они стали ярко-синими и теперь полыхали огнем.

Дамиан привык сдерживать свои чувства. Он даже гнев обычно больше разыгрывал на публику, чем действительно злился, и я впервые видела, чтобы в нем настолько ясно проявлялась буря испытываемых им эмоций.

Мне его даже стало жаль.

— Что случилось?

— Ты воткнула в себя нож и еще спрашиваешь, что случилось?!

Я снова отвела взгляд.

— Ты слышал богиню. Мы неверно истолковали пророчество. Я сделала то, что должна была.

— Мы нашли бы другой путь.

— Ты его тридцать лет искал, — не вытерпела я. — И как, нашел? Мы оба знаем, что это был единственный вариант.

— Боги вернулись, — возразил он.

— Ненадолго. И боги не будут править твоей страной. Ты же сам видишь, что Арис к этому еще не готов. Подданные боготворят тебя, они не примут никого другого на троне, а у тебя уже есть все, чтобы привести Алавир к процветанию. Без тебя страна развалится. А я никто, обычная девушка, о которой даже в родном мире грустил всего один человек. Ты должен отпустить меня в мир мертвых и жить, Дамиан. Ради всех алавирцев.

Он знал это в глубине души, просто не хотел верить. Это было так странно. Как может мужчина вроде него легко смириться с собственной гибелью и так старательно отрицать свою важность, лишь бы не допустить смерти другого человека?

Хотя что там. Я ведь пыталась провернуть тот же трюк.

Дамиан упрямо тряхнул густыми волосами.

— Жизнь без той единственной, кто имел смысл, ничем не лучше того состояния, в котором я пребывал последние тридцать лет. Я устал носить траур. Поэтому даже не надейся, я тебя никуда не отпущу. Меры уже приняты.

— Какие еще меры? — опешила я.

И, главное, когда он успел?

— Амулет, который я тебе дал в ночь твоего «знакомства» с Танцором, не блокирует враждебную магию. Он был создан, чтобы хранить искру твоей жизни на тот случай, если шпион дьярхов решит, что нет избранной — нет проблемы. В доме эн-Фелисов ты не убила себя — к счастью, у тебя даже толком пробить грудную клетку не хватило сил. Но заклинание обмена было запущено. Оно забрало твою жизнь — почти всю, за исключением крохотной искорки, которая осталась в амулете.

— Ты что, собираешься вернуть меня к живым? — ужаснулась я. — Ты же тогда опять умрешь и все будет зря!

— Нет. Снаружи прошло уже несколько дней. Твоя рана исцелена, ты сама продолжаешь дышать, но не можешь очнуться, потому что застряла на Границе. Мое сердце все это время билось, как живое, а тлен начал отступать от города. Этого не произошло бы, если бы заклинанию было мало того, что ты сделала.

— Но…

— Как в точности звучали слова богини, помнишь? — перебил Дамиан.

— Она сказала: «Нужно добровольно отдать свою жизнь», — с недоумением протянула я.

— Девочка моя, ты именно это и сделала. В заклинании нет ничего о том, что ты должна умереть, — терпеливо объяснил он. — Было достаточно твоей уверенности в гибели и того, что ты все равно на это пошла. У тебя нет причин задерживаться на Границе или желать перейти на другую сторону.

Ну, раз так… Это многое меняло.

Я снова посмотрела вниз. Дамиан все еще сжимал мою ладонь, крепко-крепко.

— Постой, — спохватилась я. — Вот это все про траур и про единственную — это что, признание в любви?

Я впервые видела, как на бледной коже демона-дракона появляется предательский румянец. Это было еще удивительнее, чем рога и крылья, к которым я давно привыкла.

— Что мне в тебе всегда нравилось — это сообразительность, — сухо ответил Дамиан. — Давай сначала закончим с делами, хорошо?

Н-да, суровый демон-дракон в своем репертуаре. Но я все равно приободрилась.

— И что нужно сделать, чтобы вернуться?