— Знаешь, — изрядно осипшим от громких стонов голосом, обратилась я к Безымянному. — Нам нужно что-то с этим делать. Я не могу больше не иметь возможности позвать тебя по имени.

Сид попытался что-то возразить, но я приложила к его губам палец.

— Давай опустим за скобки все ваши фейские заморочки. Пойдем простым человеческим путём. Скажи, примешь ли ты от меня в подарок новое Имя? Правда, я его пока ещё не придумала, но…

— Я приму от тебя даже смерть, — оставив очередной поцелуй в центре моей ладони, без колебаний ответил сид.

— Не надо смерть. — Я покачала головой. — Честное слово, ты как мальчишка. Откуда такая любовь к крайностям? Слушай меня внимательно — я запрещаю смерть!

Мы улыбнулись друг другу, скрепив мой «приказ» поцелуем.

***

На следующий день, ближе к полудню, я проснулась с адской головной болью и настойчивым заунывным гудением в ушах. Вспомнилось, что этот странный навязчивый звук неоднократно будил меня и ночью. Больше всего он напоминал сломанный дребезжащий дверной звонок. Только звонили не в дверь, а в мои мозги.

Я резко села на кровати и сжала виски. Из ванной доносился шум воды, и я решила, что феец принимает душ. Да уж, душ не повредил бы и мне. В комнате стоял характерный, не неприятный, но все же хорошо узнаваемый запах отменного секса.

Гул в ушах усилился. Я даже стала различать какие-то бормотания. Логичнее всего было решить, что звук доносится из-за стенки соседней квартиры, но теперь я четко понимала: звучит он только у меня в голове.

К горлу подкатила сильная тошнота и в памяти всплыли слова Мунка: «Слушай песню».

Я услышала, как дверь ванной с шумом распахнулась, и в комнату торопливо вошел Безымянный, прикрытый одним полотенцем.

— Что происходит?

Избегая лишних движений, я осторожна легла набок. Шум в голове нарастал.

— Не знаю. Мне плохо, и такое чувство, что кто-то проигрывает в моей голове старую исцарапанную пластинку.

Мужчина опустился на пол рядом с диваном и убрал от моего лица прядь спутанных волос. Боже, я должно быть жутко выгляжу.

— Вокруг тебя снова собираются Чары. Похоже, ты призываешь магию и сама же ей противишься.

— Прекрасно. Просто прекрасно. И что же мне теперь делать? Анальгин, я так понимаю, против Чар бессилен?

— Не знаю, что такое анальгин, но попробуй дышать глубже и попытайся не заглушать этот звук, а сделать его громче.

Открыв глаза, я осуждающе посмотрела на Безымянного.

— Ага, — сказала я и не удержалась от иронии: — «Дерни за веревочку — голова и отвалится».

Сомневаюсь, что феец был знаком с человеческими сказками, но думаю, общий смысл моего послания он понял. Вдруг боль в висках стала такой острой, что из глаз брызнули слезы.

— Просто попробуй сделать как я сказал, — проявил настойчивость сид, нежно отирая соленую влагу с моего лица.

— Хорошо.

Вновь опустив веки, я сделала глубокий вдох и на медленном выдохе попыталась расслабиться, одновременно сосредоточенно вслушиваясь в нарастающий гул. Потекли минуты, полные агонии. Гул раскрывался как веер, раскладываясь на составляющие, умножаясь и окрашиваясь мистическими переливами. А затем в моей бедной голове кто-то ударил в гонг и тут же, послушная этому невидимому дирижеру, вся вакханалия стихла. Вместо неё зазвучала красивая, щемящая сердце песня.

Он все отдал — и честь, и тлен,

Любовь и долг, и светлый день.

Набат души пропел: «Лаэрн!»,

Но той души он только тень.

Ему ты снова возврати,

И свет, и долг, и честь, и тлен.

И крылья Силы за спиной,

Чтоб птицей реял над тобой.

В краю, где Проклятым ходил -

Орель железный воспарил.

Постепенно песня становилась всё тише, все неразличимее. Мне привиделись темноволосые девушки в длинных и струящихся серых, как клочки грозовых туч, платьях. Они шли парами, взявшись за руки, а в распущенных волосах прятались соцветия полевых цветов. Это их чарующие голоса филигранно выводили каждую ноту, рождая и песню, и мелодию, услышать которые предначертано было лишь мне.

Открыв глаза, я убедилась, что голова больше не болит. В воздухе легкой дымкой прямо надо мной извивались какие-то радужные завихрения. Оказывается, так для всех Высших фейцев выглядят активные Чары, но я-то, упрямая, ещё долго считала подобное мистическое явление чем-то вроде галлюцинаций. Проморгавшись и убедившись, что непонятные переливы исчезли, я села на постели, тут же обнаружив сторожащего мой покой Безымянного.

Повинуясь какой-то неизвестной могущественной силе, властно толкающей меня изнутри, я крепко обняла мужчину. Потянулась к его уху и не своим голосом прошептала: