Шрифт:
Верховный дейн занял своё кресло между настоятелем и двумя советниками, после чего сразу окинул зал внимательным взглядом. Женщины на задних рядах снова захихикали, а Рэй торопливо прильнул к своей спутнице, локтём ощутив упругий шар девичьей груди. Студентка густо покраснела, но не отодвинулась. Эх, с досадой подумал вор, а девчонка-то хороша. Может, удастся найти её после…
–Итана Гросса – в Архаины! – Свистящим шёпотом проскандировала девушка позади Рэя, давясь смехом.
–Его по возрасту могут не выдвинуть, – грустно заметил другой женский голос. – Слишком молод…
–Да какая разница! Если его назначит сам отец Фэйзил, никто уже поперёк не встанет…
–Думаешь, успеет? Взгляни на него… Кажется, разум уже покинул его голову…
–Говорят, дейн Итан сам за ним ухаживает, никого не подпуская, – к разговору присоединился уже четвёртый голос, тоже женский. Рэй начинал испытывать сильное раздражение. – Он для него и передвижное кресло соорудил своими руками. С такой заботой старик, может, ещё и воспрянет…
–А иные говорят, – не выдержал какой-то мужчина сзади, – что дейн ваш сам же своего приёмного отца и отравил, чтобы в Архаины подняться! – Женщины возмущённо ахнули. – А что, думаете, совпадение всё это? Сначала бедный Айгель – да покоится он с миром, теперь отец-настоятель… Очень удачно сложилось, не правда ли?..
–Это ложь! – Вдруг высоким голосом воскликнула студентка, резко развернувшись к сидящим на задних рядах. – Итан Гросс – гений, и никогда бы не опустился до столь низкого поступка!
Последние слова она почти прокричала уже в полной тишине.
Да чтоб меня, мысленно простонал вор. "Особенности внутренней архитектуры", значит? Вот почему ты сегодня здесь, а не на площади, где собрались все твои сокурсники? Н-да…
Рэй попытался изобразить на лице сочувственную улыбку и легонько успокаивающе погладил девушку по руке, еле сдерживаясь, чтобы не расчесать себе шею в кровь. Он видел, как на них оборачиваются, чувствовал на себе чужие колючие взгляды…
В том числе изучающий взгляд верховного дейна.
Лицо студентки пылало праведным гневом. Рэй продолжал глупо и извиняюще улыбаться – мол, простите дуру, что с неё возьмёшь, женщины они такие, а эта ещё и умная, что вдвойне…
В зале стало нестерпимо тихо, из первых рядов знакомо тявкнула жёлтая собачка.
Момент уже претендовал на звание самого неловкого в жизни вора, когда свет золотистых шаров начал постепенно угасать, и один из мальчиков на помосте наконец исполнил вступление, с первых нот приковав к себе всё внимание зрителей.
Рэй на секунду даже забыл, где он находится и зачем сюда пришёл. Ничего подобного слышать ему ещё не доводилось. Голос мальчика был настолько чистым и светлым, что буквально проникал под кожу, поднимая волоски на руках. Он просачивался в самую душу, вызывая яркие образы и пробуждая воспоминания, которым лучше бы спать мёртвым сном.
Рэй вытянул шею, но так и не смог разглядеть издалека солиста. Наверное, мальчик стоял в последнем третьем ряду, прячась от всех.
Мелодия началась спокойно и размеренно, устремляясь куда-то ввысь, за пределы высокого купола. К поющему тихонько присоединились другие послушники, и их голоса плавно сплелись в единый хор. Слов Рэю разобрать до конца не удавалось, хотя суть он интуитивно улавливал. Песня очевидно была посвящена павшим в Третьей Войне героям. В мелодии переплетались страх и спокойствие перед лицом смерти, грусть и надежда, смирение и гордость. Но ещё было в ней что-то невыразимо тревожное, от чего по спинам прихожан поползли крупные мурашки.
Стремясь вырваться из гипнотических оков песни и отвлечься от гнетущего предчувствия чего-то недоброго, Рэй начал рассматривать фрески на стенах. В сгустившемся полумраке зала картины будто оживали. Вор зацепился взглядом за одну из фресок, которую раньше почему-то не замечал. На ней была изображена страшная буря. Тяжёлые облака клубились в небе, изрезанные белыми молниями. Между ними в ужасе металась серая птица, безуспешно пытаясь спастись от шторма. Морские волны пенились, разбиваясь о высокие острые скалы, и из воды вдалеке выпрыгивал огромный белый кит. Причудливые фиолетовые деревья на вершинах утёсов гнулись под натиском ураганного ветра, теряя листву, а под их корнями свернулась клубочком серебряная змейка. И над всем этим хаосом склонялся Творец, протягивая руки к одинокому кораблю без парусов…
Рэй оторвался от фрески и с превеликим удивлением обнаружил, что его глаза застилают слёзы. Парень проморгался, украдкой осмотревшись по сторонам. Женщины не таясь плакали в носовые платки. Мужчины сидели прямо, с очень серьёзным видом, но их выдавали подрагивающие плечи и сильно хмурящиеся брови. Даже отец-настоятель будто немного пришёл в себя: его губы были плотно сжаты, а на морщинистой щеке отчётливо поблёскивала влажная полоска. Только лицо верховного дейна оставалось бесстрастным: мужчина оперся локтями на невысокие перила балкона и немигающим взором наблюдал за хористами, изредка склоняя голову набок.
Голоса поющих становились громче, тревога неумолимо нарастала. Вор уже всерьёз размышлял над тем, чтобы прямо сейчас всё бросить и податься в бега… Но тут звук достиг апогея, и на высокой длинной ноте пение резко оборвалось.
Шары под потолком снова наполнились мерцающим золотым светом, не сразу вернув людей к действительности. Зашмыгали носы, заскрипели корсеты знатных дам. Девушка рядом с Рэем украдкой промокнула глаза платочком, приподняв очки. Когда, наконец, раздались бурные овации, хористы уже скрылись в боковых дверях, а с балкона на помост спустился Итан Гросс.