— Ты привязался к нему.

Он кивнул.

— Любил его как сына. Я хотел усыновить его.

Я почувствовала необходимость утешить его и положила руку ему на бедро. Мы вместе с ним смотрели на огонь. Щелкающие языки пламени окутали нашу кожу оранжевым свечением, согревая джинсы, прикрывающие мои голени.

Его нога напрягалась под моими пальцами.

— В моей команде был один новый парень. Декс. Дерзкий сукин сын. Всегда пытался переплюнуть меня.

— И ты принял вызов.

Он кивнул.

— Мы закончили проект, и это был наш последний день на пляже с детьми. Декс начал игру в летающую тарелку. Мы разделили детей на команды. Энрике был в моей, и мы выигрывали. Затем внезапно женщина бежит к воде, крича: «он тонет, он тонет! Зовите на помощь, он тонет!»

— Декс и я посчитали детей и, — он сглотнул, — и тогда мы заметили, что Энрике пропал. Всего несколько секунд назад он стоял рядом со мной. — Оуэн указал на пространство около себя, будто заново переживая момент. — Я даже не увидел, как он отошел от меня и зашел в воду.

Оуэн ущипнул себя за переносицу и на мгновение задумался.

— Утопление не выглядит так, как мы видим по телевизору. Нет брызг. Нет криков. Только мертвая тишина. Знаешь ли ты, что невозможно звать на помощь, когда ты тонешь?

Я медленно потрясла головой, широко распахнув глаза.

— Это называется инстинктивным реакцией на утопление, ведь тебе нужно избежать удушения. Ты не можешь кричать. Ты не можешь делать ничего, кроме вдохов, когда ты выныриваешь за воздухом.

— Прилив вытянул его с берега. Мы плыли так быстро, как могли, но к тому времени, когда мы добрались до него, он уже не дышал, и мы не могли реанимировать его. — Оуэн остановился. У него пульсировало горло. Он потер свое лицо.

— После того, как скорая забрала тело Энрике, я спросил женщину, как она узнала, что он тонул. Она была студенткой колледжа на весенних каникулах и также оказалась спасателем. Она рассказала мне, что голова Энрике никогда не уходила под воду до того, как он утонул, чего не скажешь о его рте. Он продолжал качаться вверх и вниз, вверх и вниз. — Оуэн поднял и опустил свою руку, демонстрируя. — У него было только время выдохнуть и быстро вдохнуть до того, как его рот уйдет под воду снова. Никаких шансов позвать на помощь. Он так и не позвал на помощь.

— Оуэн. — Мои глаза горели за него. Как мать, я чувствую каждую унцию его бремени, бремени, которое он не должен был нести. — То, что произошло, это не твоя вина. Ты не можешь винить себя.

— Не могу? — Он отхлебнул вина. — Я должен был не спускать своих глаз с него все время.

— Дети исчезают из виду вот так легко, — щелкнула я пальцами. — Поверь мне, я знаю. Так произошло с Кэсси. Мы были на пляже Авила прошлым летом с Фиби и ее детьми. Кэсси сидела рядом со мной на покрывале. Я обернулась, чтобы взять бутылку с водой из переносного холодильника, а когда повернулась назад, то ее уже не было. Я сидела, оглядываясь по сторонам, пытаясь выхватить ее розовый купальник с оборками с толпы других детских купальников. Не представляешь, как много детей ее размера носят розовый.

— Когда я, в конце концов, нашла ее, она была в воде. Если б была приливная или большая волна, которая бы сбила ее под воду, то она бы утонула в мгновение ока. Прошло всего лишь несколько секунд с момента, как она покинула покрывало и до момента, как я нашла ее в воде. Но казалось, что это длилось целую вечность, и я не хотела бы испытать это снова.

— Ты, должно быть, была напугана до смерти, — сказал Оуэн.

— Это длится только пару секунд, но за это время твое сердце выпрыгивает и ты стараешься не паниковать, и затем, когда ты находишь их, ты хочешь только кричать и вопить. Затем ты чувствуешь себя больным, потому что начинаешь думать, а что если.

Оуэн держал свой бокал за ободок между коленями, наблюдая за тем, как закручивается вино вихрем в бокале.

— К сожалению, мое «что если» это как раз «что произошло», с которым я должен жить каждый день.

Боль поселилась в моем горле.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — напряженно прошептала я, не убирая свой взгляд от огня.

— Правда? — нотка удивления присутствовала в его голосе.

Мои веки закрылись, и я сглотнула, неспособная вытеснить ком. Я чувствовала его взгляд на себе.

— Ну, — тяжело вздохнул он. — Я не ожидал, что наш разговор пойдет в этом направлении. Ты первый человек, которому я рассказал, с тех пор как вернулся из Мексики. — Он поднял лицо к потолку и часто заморгал, как будто у него защипало глаза. — Уже… ох, девять или десять лет прошло. Мои родители даже не знают, что произошло.

— Спасибо за то, что поделился со мною этим, — искренне произнесла я.

— Ты была единственным человеком, которому я когда-либо открывался. Думаю, до сих пор так. — Уголок его рта приподнялся. — Что ты имела в виду, когда сказала, что понимаешь, что я чувствую?