То же самое, если я никого за тридцать лет совей жизни и не думала убить, а завтра меня уволят, муж изменит, соседи затопят и я возьми да убей кого-то. Тогда я когда настоящая было? Все эти тридцать лет или этот момент?

– Настоящий – это вообще странно. Какое к черту настоящий, если мы начитались и наслушались чужого мнения и сформировали свое? Исключительное, блять! Люди даже боятся сказать, что им книга не понравилась, потому что, видите ли, она классика. Даже если в таких мелочах мы зависим от других, то какое к черту свое мнение?

– В этом ведь и суть философии, – продолжила Магдалина, обняв себя за плечи.

В машине было прохладно и Богдан, не задавая вопросов, включил обогрев.

– Пытаешься объяснить одно, а из-за этого возникают лишь новые вопросы.

– Получается, – паркуя машины, сказал Богдан, – философия – это умение задавать вопросы. Подожди в машине. Я быстро схожу в магазин.

Магдалина кивнула, Богдан же выскочил с машины, идя в небольшой супермаркет со слишком яркой вывеской. Почти все лампочки в названии ярко светили, кроме одной.

Он пошел к прилавку с алкоголем. И стояло лишь ему остановится, как его телефон раздражающе зазвонил. На экране высветился номер Вики, странно, что она опомнилась только сейчас. Он смотрел на телефон, думая, ответить сейчас или же позже. Говорить с ней желания не было, но, наверняка, если он не ответит, она позвонит Магдалине. Мужчина чертыхнулся, отвечая на звонок.

– Слушая, – бросил он, пробегая взглядом по этикетке одной бутылки.

– Богдан! – воскликнула Вика. С помехами связи её голос был слишком высоким, от чего он поморщился, – Что вообще происходит? Я просто в туалет вышла, а ни тебя, ни Лены!

– Лены? – как-то лениво, протянул он, взяв бутылку и пошел к другому прилавку, – Разве твою сестру не Магдалина зовут?

– А? Да, Магдалина. И не переводи тему. Ты хотя бы представляешь, как это унизительно? И что она обо мне подумает? Пригласила знакомится со своим парнем. А этот парень свалил! Ты вообще обалдел?

– Я же заплатил за заказ, – протянул мужчина, разглядывая шоколадку. Взяв несколько он пошел на кассу.

На кассе сидела молодая, уставшая девчушка. Она заученно и привычно спросила про пакет, мужчина отрицательно покачал головой, слегка морщась из-за причитаний своей подружки.

– Оставаться не было смысла, – доставая кошелек и протягивая деньги, говорил Вике мужчина, – я решил разойтись. Так что какой смысл был оставаться?

– Что? Расстаться? Богдан! Ты серьёзно? Почему так внезапно? Ты не мог сказать раньше и не по телефону? Почему вообще?

– Спасибо, – бросил он девчушке за кассой, которая выглядела слегка смущенной и растерянной, но с некой веселость в глазах косилась на мужчину, видимо, позабавлена всей ситуацией.

– Что спасибо? – полным возмущения голос, спросила Вика.

– Это не тебе, – раздражённо бросил мужчина. Вика вновь начала причитать, спрашивая, где он вообще.

– Все, давай. Не звони, – бросил он на прощание, садясь на водительское место, – отключи лучше телефон. А то Вика будет вызванивать.

Отключив звонок, сказал он Магдалине. Та как раз что-то разглядывала в своём телефоне.

– Странно, что ещё не позвонила, – отключая смартфон, сказала Магдалина, – шоколадки? Будем как подростки на свидании?

– Подростки на свидании закусывали бы бренди шоколадом, а я купил шоколад не для этого, а из-за того, что черный шоколад одно из лучшего, что есть вообще в этом мире.

Разговор плавно потек, напоминая ручей. Не задавая вопросов, не расспрашивая ни о чем личном, находя отголоски личного и волнительного в случайно оброненных фразах.

Богдан обворожительно улыбнулся девушке, что запускала в зал театра и та, растаяв, совершенно не обратила внимания на бутылку бренди и две горькие шоколадки.

Их места были на балконе, скрывая их от остальных зрителей. Когда они заняли их, они наконец-то решили посмотреть на билетах, на какой же спектакль они попали.

Рассмеялись от «Ромео и Джульетта» напечатанное на билетах.

– Что может быть более ироничным, чем два циника на «Ромео и Джульетте»? – прикрыв глаза ладонью в никуда спросил Богдан.

– Думаю более иронично, будь спектакль о моральном падении, любви и Боге.

– Или «Анна Каренина», – ухмыльнувшись, сказал мужчина. Он, взяв левую руку девушки, поцеловал костяшки её пальцев, не отрывая хитрого взгляда от её глаз.

Костяшку безымянного пальца обожгло прикосновением чужих губ.