Эта сцена навсегда поставила её на сторону, противоположную отцу. Не разбираясь в причинах, не вслушиваясь в объяснения, не обращая внимания на доводы, она неистово отстаивала любую точку зрения, лишь бы не отцовскую.

И однажды он просто собрал вещи и уехал. Официально – на раскопки, он тогда впервые получил грант на полевые исследования на Чёрном море. Из той экспедиции к ним он так и не вернулся.

Мама повесила новые занавески и продала супружескую кровать.

Отец иногда мелькал на горизонте, вроде даже перечислял какие-то деньги – Анна никогда не спрашивала, а мама никогда не рассказывала подробности. Года через три он женился повторно. Кажется, банально на своей студентке. Потом снова развёлся и женился ещё раз – Анна уже не вникала в подробности. Словно сводки с чужого фронта.

За почти тринадцать лет можно было бы привыкнуть. Но не получалось. При каждой встрече в груди поднималась обида, а в воспоминании вставала та безобразная сцена в кухне и его горящие неприязнью глаза.

– Я не хочу, чтобы ты тут пела, – отрезал отец, вырывая девушку из воспоминаний. Та удивлённо хмыкнула:

– Мне кажется, право вмешиваться в мою жизнь ты потерял много лет назад. К тому же, я совершеннолетняя, – Анна понимала, как это предсказуемо звучит, нахмурилась. – Слушай, а чем тебе это не нравится? Я зарабатываю деньги, на свою учёбу, между прочим. Разве это плохо?

– У тебя, насколько я знаю, бюджетное место, – сверлил её взглядом отец, то и дело отвлекаясь на татуировку паука на шее дочери.

Она покачала головой:

– Я музыкант. Мне нужно оборудование, микрофон, микшер профессиональный, опять же, в Щепке дают только академ вокал, мне нужен экстрим. Все эти техники… Оплачивать уроки нужно, мастер-классы, и это все недёшево стоит. Ни у тебя, ни у матери я ничего не прошу. Чем тебя это не устраивает?

Отец бросил презрительный взгляд на Ската:

– Мне не нравится эта компания. «Секс, наркотики, рок-н-ролл»… Что тебя, дочь археолога с мировым именем, может связывать с этим пьющим сбродом? Я не понимаю, откуда в тебе это… как к тебе это прилипло?

Анна почувствовала: ещё мгновение, и он начнёт так же изрыгать ругательства на её голову, как тогда, в кухне. Девушка глянула исподлобья.

– Угу, только этот археолог с мировым именем так-то не сильно заботился о воспитании дочери. Как свалил тринадцать лет назад, так и воспитание закончилось. И кстати, «пьющий сброд» – это Скат, что ли? – она невесело усмехнулась. – Он, знаешь ли, правоверный, если что… – Отец замер, девушка закатила глаза, пояснила: – он верующий, понимаешь? Им что алкоголь, что любая дурь – харам, нельзя. Скат не курит даже…

Отец недоверчиво покосился на мулата.

– Я готов дать тебе требуемую сумму, но чтобы ты больше здесь не появлялась…

Девушка равнодушно покачала головой:

– Спасибо, но нет. Timeo Danaos et dona ferentes. Страшно даже подумать, что ты потребуешь взамен. – Отец хотел что-то сказать, Анна заранее прервала: – Мне правда не интересно. И ничего от тебя не надо. Тебе есть, на кого потратить свои деньги, верно?

Высказала и тут же пожалела, что не сдержалась, ведь обещала же. Но слово не воробей, отец уже поджал губы, смотрел уничтожающе.

Анна встала:

– Спасибо, что послушал мою песню, не сбежал. Ты, кстати, так и не сказал, понравилось ли тебе…

Не дожидаясь ответа, махнула на прощание рукой и стремительно направилась к сцене. Скат дал серию битов, предваряя её следующее выступление:

– «Лола», – скомандовала Анна, мулат кивнул и свёл ритм на «нет», сделав паузу.

– Снова улыбнусь – пойми: лишь завтра очнусь от беды. Не утешай меня, не лги мне. Привет, знаешь, мне не стать уж прежней. Не плачь.

Она пела на этот раз для него – старика с суровым непримиримым взглядом, назвавшим её жизнь, единственно важное в ней, непотребством. Пела, словно стараясь смыть, как грязь, приклеенный ярлык.

Тёмная фигура поднялась из-за столика у стены. Отец, не оглядываясь, вышел из зала.

Вроде недавно это было, а будто бы в прошлой жизни.

«Только бы не пожалеть об этом», – Анна устало прикрыла глаза, спрятала холодные ладони между коленями, стараясь унять дрожь: видение по-прежнему беспокоило. Воспоминание о том, как все началось – испарилось без следа.

– Смотри, дельфины, – Тим толкнул ее под локоть, выводя из оцепенения, указал вдаль.

В самом деле, смоляная гладь то и дело бугрилась, взрывалась радужными брызгами, и в них, будто в волшебном облаке, скользили дельфины.

– Три спинных плавника видишь? – Тим не сводил глаз с линии горизонта, улыбка расползалась по небритому лицу. – Один крупный – это папаша, значит. Второй, поменьше, мамка. И вооон тот маленький между ними, видишь? – парень прищурился, показал рукой на суетливый холмик между волн. – Детёныш.

– По мне так все одинаковые, – Аня старательно пыталась найти отличия, подспудно предполагая, что дайвер над ней подшучивает: как можно что-то разглядеть на таком расстоянии? Парень хмыкнул, сочувственно пожал плечами: