Глава девятнадцатая. В двухкомнатной квартире капитана НКВД Николая Журавлева ранним январским утром зазвонил телефон. Только неделю назад вернувшийся из заграничной командировки Николай отдыхал на широкой кровати с законной супругой и был удивлен таким ранним звонком, так как обычно агенту после успешной ликвидации давали как минимум месячный отдых на общую коррекцию организма и на восстановление морального облика. Николай работал на заказ и недавно с блеском выполнил непростую работу, ликвидировав прославленного белогвардейского генерала. Звонил его куратор, который, ничего не объясняя, попросил приехать на Полянку по неизвестному адресу. Ранний этот звонок насторожил и озадачил Колину голову. Он положил трубку и посмотрел на зашевелившуюся во сне супругу, крупную, высокую блондинку, студентку медицинского института и умную бабу, которая явно догадывалась о цели его заграничных поездок, и которой он через свою контору устроил бронь, освобождающую от отправки на фронт. Квартира, которую Николай получил перед самой войной, представляла из себя две смежные небольшие комнаты, по габаритам немного превосходящее церковные кельи. Окна одной выходили во двор, другой на улицу. В одной из комнат имелся маленький железный балкон. Кухня имела площадь два с половиной метра и включала в себя двух конфорочную плиту со странным названием "Газоаппарат", железную круглую чашку, опрокидывающуюся в трубу мусоропровода и маленькое прямоугольное засиженное мухами окно, в которое никогда не заглядывало солнце. Впрочем, солнце не заглядывало и в комнаты, и если бы не электрический свет, постоянно горевший днем, то квартиру вполне можно было бы назвать пещерой. Единственный радующий глаз предмет располагался между узкой чугунной раковиной и прибором с пугающим названием "Газоаппарат". Это был холодильник "Электролюкс". Маленький ящик сливочного цвета на пухлых металлических ножках. Холодильник Коля вывез из Швеции, где он побывал больше года назад так же по очень важному и серьезному делу. Отдельное место в описании Колиной квартиры займет ванная комната. В принципе как таковой ванной комнаты вовсе и не было, а был толчок с железным бачком наверху и душ, находящийся в полуметре от самого толчка. Дверь в туалет складывалась в гармошку из-за чрезвычайной узости коридора. Дом был кооперативным и построился в 32 году для красной профессуры. Но так как большая часть жильцов уже долбила кайлом магаданские земли, НКВД, в ведении которого находились бывшие жильцы, решил передать свободные площади своей ответственной агентуре, в среде которой и находился капитан Журавлев. Капитан хорошо водил автомобиль и всегда возил себя сам, у него была служебная эмка. По данному адресу Николай нашел низкорослое двухэтажное здание, расположенное во дворе, типичный образец недорогих наемных домов середины девятнадцатого века, переоборудованный под советскую контору. Фасад здания был недавно отреставрирован, а убранное от снега крыльцо с мраморными ступенями, хорошая дубовая дверь и фарфоровая кнопка электрического звонка - все это говорило о том, что даже в воскресный день это здание не остается без присмотра, и что внутри есть люди, и они явно ждут капитана НКВД Колю Журавлева. Он надавил кнопку электрического звонка, и дверь почти сразу же отворилась. За порогом стояло двое мужчин в штатских костюмах. Коля назвал фамилию, и его пропустили в приемную, уставленную массивными кожаными креслами и карликовыми пальмами в огромных горшках. Он опустился в кресло и осмотрелся. На стенах хорошие копии русской классической школы, Суриков, Шишкин, Левитан. "Прямо какой-то филиал Третьяковки", - подумал он, и тут же его окликнули. Наверху стоял Антон Иванович, и вежливое подобие улыбки блуждало у него на лице.
– Проходите наверх, Журавлев, - сказал он и повернулся к нему спиной. Поднявшись наверх, Николай попал в длинную прямоугольную комнату с П-образным столом и жесткими стульями с высокими спинками. Над дверью - огромные оленьи рога, на противоположной стене - портрет Дзержинского с напряженным взглядом. В комнате - Антон Иванович и Тур, люди с явно высокими званиями в разведке, на руке Тура золотые часы с эмалированным циферблатом.
– Садитесь, пожалуйста, - говорит Тур, имени и отчества которого Коля не знает, и в ту же минуту в дверном проеме возникает куратор и он успокаивается, понимая, что сейчас разговор войдет в понятное для него русло.
– Мы пригласили Вас, что бы объяснить суть вашей будущей поездки. Тур говорил, но взгляд его скользил по паркету и по нижней части стены, не останавливаясь на собеседнике.
– До первой мировой войны в Праге существовала библиотека Ведьм. Ваша задача разыскать её и привести в Москву книгу Мордохая. Спонариуса "Источники жизни в мертвых материях

Глава двадцатая. ". Через две недели капитан Николай Журавлев оказался в Швейцарии, где скорые на руку сотрудники консульства вручили ему паспорт на имя болгарского гражданина Владимира Стоичева, и это не удивило Колю, так как его главной специализацией были балканские страны. Приехавший в Прагу вновь созданный болгарин сначала решил осмотреться. ОН погулял по городу, на улицах и площадях которого слышалась по большей части немецкая речь, и не узнавал его. Коля был в Праге шесть лет назад, тогда его группа проводила эвакуацию перебежчика, завербованного ГПУ, русского эмигранта, начавшего работать на английскую МИ. Тогда, в начале мая это был утопавший в запахах распустившийся зелени и цветов город. Работа была непыльной и сделалась быстро, поэтому у Коли была возможность запомнить и дружелюбные улыбки пражан, и узкие улочки, запутавшиеся в бесконечном кроссворде, и острые шпили соборов, которые словно сложные инструменты пирожника рассекали белое тесто облаков, совершенно сказочных и уж точно не настоящих. Капитан Журавлев был далеко не глупым человеком и прежде, чем начать поиски он решил присмотреться к городу и его внутреннему ритму, к биению сердца, спрятанному в каменных недрах, к самой жизни пражан, потускневшей, растерянной и даже как бы не готовый на продолжение. Коля медленно брел по улочкам, разглядывая витрины и верхние этажи зданий, наползающих друг на друга и уходящих вдаль бесконечною лестницей. Он задержался у витрины антикварного магазина, и какое-то время разглядывал гравюры, эстампы и фамильные гербы чешской аристократии, внизу располагались статуэтки и лежало старинное оружие, кинжалы, пистолеты и рожки для пороха, инкрустированные перламутром и золотом. "Книга, которую я ищу это очень старая книга, возможно, что антиквар что-то знает про эту библиотеку", - решил Коля и толкнул дверь магазина. Звякнул колокольчик.
– Просим, просим, - сказал женский голос из глубины, и навстречу ему вышла миловидная рыженькая чешка лет двадцати пяти. Она была в желто-коричневом платье с большими черными пуговицами на груди.
– Что желает господин?
– спросила она по-немецки.
– Да я, собственно, зашел без всякой причины. Такие важные предметы … они притягивают сами собой.
– Это Вы верно отметили. Вещи эти очень важные и часто играют большую роль в судьбе человека. Если вы покупаете, получается одно, если продаете, другое. Но всегда этот процесс-акт ритуальный.
– Вы, вероятно, в очень хороших отношениях со своими экспонатами. И эта комплиментарная фраза зажгла в глазах девушки огоньки настоящей симпатии.
– Это старинные пражские гравюры, - сказала она, уловив взгляд Николая, движущийся по стене.
– Вон там, в углу … Я сейчас зажгу свет.
– Оборвав фразу, она двинулась к стене и щелкнула выключателем. Полумрак исчез, яркий золотой свет хлынул на небольшую прямоугольную гравюру.
– Это Шлимбах, придворный гравер, ювелир и художник. Молодая женщина так по особенному произносила слова, что сохранялась дистанция даже между слогами, не говоря уже о словах.
– И чем же знаменит этот Шлимбах?
– поинтересовался Николай, переводя взгляд с гравюры на девушкино лицо.
– Ну, помимо того, что он был замечательным мастером, он ещё был колдуном. Предание рассказывает, что родился он крысой, а потом один юный чародей, спавший со своей матерью и получивший от нее волшебное знание, превратил его в человека. Но когда Шлимбах умер, тело его не нашли, а слуга, войдя в комнату, увидел на полу огромную крысу. Это одна из его гравюр, - сказала девушка, показав рукой на небольшую картинку в тонкой металлической рамке.
– На ней были изображены три ведьмы, кружащиеся над городом. Взгляды их устремлены на маленький шар, он висит в воздухе, и каждая из ведьм будто бы делится взглядом с подружкой радостью сопричастности к тайне.
– Как Ваше имя?
– спросил Коля, дружелюбно посмотрев на девушку.
– А, имя?
– она сначала как будто не поняла, о чем же он спрашивает её.
– Меня зовут Божена.
– Так, вот Божена, я ищу книгу Мордохая Спонариуса.
– Больше ничего не говорите.
– Девушка подняла вверх обе руки и с радостной улыбкой посмотрела на него. "Сумасшедшая", - подумал тот, но его вывод был преждевременным.
– У меня есть эта книга. Очень странно, но у меня есть именно эта книга.
– Я не верю, - эта искренняя фраза вырвалась у Коли сама собой.
– Такого не может быть! Я приехал за ней с другого конца земли. Я захожу в первый же магазин и нахожу её. Это невероятно!
– Это судьба, - сказала умная Божена, чуть прищурив глаза.
– Когда-то давно на Градчинах сгорела библиотека. Эту книгу моему отцу принес пожарник. Он в суматохе украл её и очень боялся, что кто-то узнает об этом. Книга эта чрезвычайно дорогая, мой отец заплатил за нее большие деньги, жалко, что его нет он знал про её историю больше меня, она немного попорчена огнем, однако весь текст сохранился.
– Но … - Божена сделала паузу.
– Я бы хотела получить за нее твердыми деньгами.
– Долларами?
– Можно и долларами, но лучше фунтами, мне кажется, фунт очень надежная единица.
– Хочу посмотреть книгу, - попросил Коля и Божена, закрыв магазин, увела его в маленькую комнату без окна с одной настольной лампой на шахматном столике. Открыв сейф, она извлекла из него книгу и положила её перед почти изумленным капитаном НКВД Колей Журавлевым. Цель его поездки, его кардинальное незнание области поиска, вдруг завершилось чудесным фантастическим образом. Только немного съежившийся от огня переплет и потемневший обрез говорили о том, что она когда-то побывала в огне. На титульном листе с помощью черной и красной краски была нарисована рука с длинными миндалевидными ногтями, пальцы полуразжаты, в руке шар, руку и шар обвивает змея, маленькая головка её лежит на вершине шара, рот змеи слегка приоткрыт, а на голове трехзубчатая корона. "Источники жизни в мертвых материях" - таким было заглавие. На другой странице дан перечень имеющих доступ к данному изданию и подпись королевского секретаря.
– Кстати, эта книга иллюстрировалась Шлимбахом, здесь двенадцать гравюр, сделанных его рукой, тринадцатая - титульный лист. Капитан Николай Журавлев защелкнул позеленевшие бронзовые замки и вопросительно посмотрел на Божену, стоящую у него за плечом.
– Цена, Сколько она стоит?
– Вы знаете, я ведь не так давно занимаюсь делами отца. Эту книгу он покупал около десяти лет назад. По-настоящему ценный антиквариат прибавляет в стоимости по десять процентов в год. Думаю, что ценность этой книги достойна такого пропорционального вырастания. Семь тысяч фунтов. За эту сумму я могу с ней расстаться. У Коли сперло дыхание.
– Я должен подумать. Он сидел в жестком кресле с прямой спинкой и поглаживал рукой кожаный уголок. И в эту минуту капитан НКВД Николай Журавлев подумал о том, что десять лет назад над этой книгой размышлял отец Божены, принимая её из вороватых рук борца с огненной стихией. Вероятно, и стол, и лампа, и само кресло, на котором сидел Коля, были теми же, теми же, вот что интересно. Только тогда эту книгу покупали, а теперь продают.
– Скажите, Божена, а почему Вы не побоялись говорить со мной так открыто, нынешние хозяева города не приветствуют операции с такими денежными единицами, как фунт. Божена усмехнулась и перевела глаза на портрет, висящий на стене маленькой комнаты.
– Вот это моя мать, - почему-то сказала она, кивком головы указав на картину.
– Интересная дама, - отметил Коля, вежливо прищурив глаза.
– Ну, что вам ответить. Я не испугалась, потому что мне тридцать два года и у меня рак. Если Вы купите эту книгу, я смогу уехать, - она сделала паузу, туда, где останавливают болезнь,скажем в Швейцарию, и продлить ещё несколько лет, а если Вы не купите книгу, то я умру здесь, среди этих камней и этой потертой роскоши, которую, увы, в нынешнее тяжелое время никто и не покупает.

Глава двадцать первая. Капитан Журавлев вышел из антикварного магазина с упавшим настроением. Он не мог купить эту книгу. У него была толстая пачка рейхсмарок, гулявших по территории Чехословакии после аншлюса и две тысячи страховочных долларов, спрятанных в подкладке пальто. Но семь тысяч фунтов здесь, в Праге, при почти полной консервации всей агентуры, он бы не смог собрать и в течение месяца, а может и вообще не смог бы собрать. Он, солдат враждебной страны, прогуливался по городу, занятому немецкими войсками, и думает о том, как заполучить книгу, написанную крещеным евреем в середине пятнадцатого века. "Да, книгу нельзя купить, она не сбросит половину цены, но её можно украсть", - решил он и пошел в гостиницу. Там за стаканом светлого пива среди салфеток со слониками в голове его созрел план похищения. Он наймет такси и оставит его за углом, затем свяжет Божену и книга в его руках. Пока она будет освобождаться, он успеет уехать из города или даже из страны. Коля засыпал, а над его головой этажом выше какие-то шумные люди смеялись и заводили патефон. Проигрывались популярные мелодии Роза Мунда, Ком Цурюк и какие то долгие танго, вошедшие в моду ещё во время первой мировой войны. Коля заснул под звон столовой посуды и почти сразу оказался в туннеле. Вокруг была кромешная тьма, беззвучная и опасная. Это был железнодорожный тоннель. Он шел по нему, спотыкаясь о шпалы, в спину ему дул ветер, и один раз он упал, больно ударив колени. Как слепой котенок обследовал он неизвестную перспективу, пока, наконец, не наткнулся на холодную сталь колеи. Он шел через туннель, и ему было страшно. Внутри самого сна он сосредотачивался на мысли, что тоннель когда-нибудь кончится, и он пойдет по ровной дороге, которая приведет его к гостинице с обильной едой и мягкой постелью. Устав идти, он побежал, желая поскорее выскочить из тоннеля, но попал в яму. Пролетев некоторое время в темноте, он по пояс погрузился в горячую воду, почти в кипяток. Ощупав руками стены, он понял, что его со всех четырех сторон окружает мягкая глина. Тогда Николай уперся в стену ногой и попробовал выбраться, но соскользнул. На мгновение рука его задержалась на неровной стене и попала в углубление, внутри которого пальцы ухватились за что-то скользкое и холодное, похожее на застывшую резину. Ужас пробежал по спине Николая. Липкими пальцами ощупал он гутаперчивый выступ и понял, что перед ним находится замурованная в стенку человеческая голова. И в горячей этой темноте при постоянно увеличивающейся температуре ощупал он всю яму по всей окружности и понял, что пять лиц, смотрят на него мертвыми глазами, отыскивая в его лице или в сознании одну им известную точку. Все вокруг него было мягким и липким, и гутаперчивые лица покойников, и глина, по неровной поверхности которой двигались вниз тонкие теплые струйки. И перепачканный во всем этом кошмаре Коля поднес руку к лицу и по сладковатому запаху понял. Что это кровь. Однако ноги его стояли на каком-то твердом предмете, и тогда обследовав мыском ноги твердое его основании, капитан НКВД Николай Журавлев понял, что стоит в центре пятиконечной звезды. И стоял Николай Журавлев на пятиконечной звезде, которой поклонялась шестая часть земного шара, а над его головой грохотали тяжелые поезда, и едкая паровозная гарь, смешиваясь с кровавыми испарениями, окружала Николая, проникая в мозг. И когда уже спасения ждать было неоткуда, когда отчаяние и физическая боль, проникающие в него стали почти невыносимыми, Коля поднял глаза вверх, и увидел, что на него смотрит женское лицо, освещенное неверным красноватым светом. И вот лицо и фигура женщины опускаются все ниже, и теперь уже Коля хорошо видит вокруг. Он видит, что женщина голая и что она лежит в огромной сетке, которая медленно опускается в яму. Женщина подает ему руку, и Коля хватается за неё и за стенку, затем он вползает в это не очень удобное средство перемещения и в изнеможении ложится с ней рядом.
– Ты не узнал меня, я Божена, - говорит девушка, приближая к нему бледное, как мел, лицо.
– Я умерла, но это уже не имеет значения. Вот книга, она твоя, говорит она, протягивая ему в красноватом свете толстый кожаный фолиант. Коля открывает обложку и видит руку, опутанную змеей, и волшебный мерцающий шар, внутри которого передвигаются разноцветные огоньки. Он проснулся в холодном поту и механически посмотрел на циферблат наручных часов. Было раннее утро и было ещё темно, тогда он зажег настольную лампу, и сразу же глаза его наткнулись на дешевую литографию со старой гравюры. Внизу была изображена старая Прага, а над всеми этими фантастическими в своем великолепии зданиями распростер черные крылья летящий на змее Бафомет, существо с козлиной головой и человеческим торсом

Глава двадцать вторая. . Его встреча с хозяйкой антикварного магазина была назначена на одиннадцать утра. После такого дикого сна заснуть он уже не смог, поэтому он, не спеша, выпил кофе с печеньем и вышел на улицу. Когда он переходил Карлов мост, ему казалось, что все статуи и дома, конечно же, имеющие глаза и уши, глядят ему вслед. И почудилось капитану НКВД Николаю Журавлеву, что над всем этим потускневшим великолепием простирает свои могучие крылья все знающий Бафомет, существо с козлиной головой и человеческим торсом. Оставив такси за углом, он заплатил водителю вперед, попросив его подождать. В голове Журавлева гнездилось несколько планов, с помощью которых он бы мог нейтрализовать Божену. Самое простое - это сильное снотворное, которое можно было подсыпать в вино, помимо усыпляющего оно обладало ещё и парализующими свойствами. К тому же у Коли имелась капсула с ядом, зашитая в воротник пиджака, но сама мысль об этом предмете вызывала у него тошноту. Коля хотел жить! Подойдя к уже знакомой двери с чугунными лилиями, Коля потянул за плетеный шнурок колокольчика и, услышав волнистое дребезжание, вдруг как-то сразу понял, что изъять книгу у Божены будет не просто. Ему долго не открывали, тогда он позвонил ещё. Через некоторое время он увидел, как с обратной стороны стекла возникла рослая фигура в форме офицера гестапо. "Донесла, колабрационистка, шлюха", - подумал Журавлев, уже успевший испытать к Божене нечто, похожее на сексуальную симпатию. Однако бежать было поздно.
– Проходите, Божена ждет Вас, - сказал немец, улыбнувшись Коле, как старому знакомому.
– Посидите, она скоро спустится, а я пойду приготовлю кофе. Немец исчез за малозаметной дверцей, врезанной в панель стены. "Вероятно, это её любовник", - решил Коля, постепенно обретающий внутреннее равновесие. Он достал бутылку вина и поставил её на стол.
– Доброе утро, - услышал Коля и поднял голову. По лестнице спускалась хозяйка, она была в длинном шелковом халате и ночных туфельках.
– Доброе утро, - ответил ей Коля, подавая руку.
– Вы приготовились к серьезному разговору?
– спросила она.
– Да, вполне, только сначала я бы хотел ещё раз взглянуть на книгу. Никогда бы я не заплатил ей никакие деньги при этой нацисткой физиономии. А может, она просто хочет подставить меня? Так или иначе, есть один способ перевести эту беседу в более абстрактную, надо найти недостаток в самом издании, и вот сейчас-то я и решу, каким должен быть этот недостаток. Божена привела его в уже знакомую комнату, вынула из сейфа книгу, тек же, как в прошлый раз, зажгла лампу и положила книгу на шахматный стол. В дверном проеме стоял гестаповец с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кофе и вазочка с легким печеньем. "Несомненно, это любовник. В то время как все честные люди, эта мразь …" - Вы знаете, я хочу, что бы вы закрыли парадную дверь, не хочу, что бы нам кто-нибудь помешал, и ещё я хочу помыть руки, я взял с собой лупу и буду внимательно заниматься Вашей книгой.
– Вебер, проводите молодого человека в ванную комнату. Гестаповец сделал жест, и Коля пошел за ним. План окончательного захвата книги созрел у него моментально, не было никакой лупы, но он тщательно помыл руки, думая о том, что в таком здании должен быть запасной выход. Затем он оглянулся и, увидев, что между дверью и дверным переплетом только узкая щель, вытащил изящный баярд и навернул на ствол крупный шестигранный глушитель. Он заткнул пистолет за брючный ремень и застегнул пиджак на верхнюю и нижнюю пуговицы. Войдя в маленькую комнату с книгой, он моментальным движением выхватил пистолет и выстрелил Божене в левую грудь, в то самое место, где должно было находиться холодное сердце колабрационистки. Бросивший на руку смелый гестаповец Вебер был сражен тремя выстрелами, следующими один за другим. Он упал, зацепив край подноса с дымящимися кофейными чашками. Расплескавшийся аромат крепкого кофе поплыл по маленькой комнате, а на шахматном столике лежала книга Мордохая Спонариуса "Источник жизни в мертвых материях".

Глава двадцать третья. На электрической плитке в металлической ванночке кипела вода. Лина Винтермаер не знала, что её супруг только что отправился на тот свет. От боли она закрывала глаза, синие и красные круги проплывали перед закрытым взором. Бульканье воды в эмалированных ванночках и тихое дребезжание инструментов не давало ей отключиться, напоминая о том, что сейчас должно было произойти самое важное событие в её жизни, может быть, более важное, чем её собственное рождение и будущая смерть. Она кусала сухие, потрескавшиеся губы, а при спазмах тискала холодную ткань простыни. На поверхности живота вспыхивали протуберанцы ударов маленьких ножек и рук, ищущих выхода.
– Применяйте усилие, тужьтесь, работайте мышцами живота, когда Вы почувствуете, что он пошел, сразу наступит облегчение. Попробуйте снять напряжение, представьте, что перед Вами сиреневое яйцо. Врачиха произносила заранее заученный текст, она нервничала, и смысл некоторых неправильно произнесенных слов не всегда проникал в напряженное сознание Лины. Наконец, ребенок пошел. Ей показалось, что из нее вынули пробку. Теплые струи смешанной с кровью воды вытекали на простыню. Младенец освобождался от девятимесячного плена, показались плечи и грудь. Врач и сестра стали помогать ребенку, однако в процессе освобождения все большую тяжесть стала чувствовать Лина. В груди её возникло сильное жжение, а затем появилась и боль. Ей показалось, что несколько сотканных из воздуха рук положили на её грудь тяжелую прямоугольную плиту. С каждым новым сантиметром выходящего в мир ребенка прибавляла в весе и плита, положенная ей на грудь. Плита эта положила основание фундаменту, и теперь обостренное восприятие Лины фиксировало прозрачные руки, воздвигающие на её груди пирамидальную постройку. Каждый новый используемый в постройке камень умножал и без того невыносимую боль в груди. Она задыхалась, ребенок почти вышел на свет, а пирамида была почти что построена. Прозрачные руки демонов с длинными голубыми ногтями аккуратно подгоняли друг к другу правильные квадраты прозрачных камней, как будто бы сделанных из воздуха, но имеющих вес настоящих. Ребенок окончательно покинул лоно Лины Винтермаер, и в то же мгновение прозрачные руки с длинными голубыми ногтями завершили строительство пирамиды, поставив на вершину треугольник с открытым перламутровым глазом, и в ту же секунду Лина перестала дышать. Сестра и врач делали ей искусственное дыхание, а Лина, другая Лина, уже покинувшая тело, с интересом наблюдала за их бесполезной работой. Теперь она была очень маленькой и шла по шелковой ленте дороги, примыкающей к ресницам большого широко открытого глаза, сверкающего, как северное сияние. Когда она подошла совсем близко, то увидела, что глаз разделен на две круглые половинки. Круглые эти ворота распахнулись и Лина увидела Бафомета, сидящего на золотом троне с высокою спинкой.
– Путь всегда уходит во тьму, - говорит он и протягивает ей руку, и без всякого страха Лина подает ему свою руку. И в ту же минуту Бафомет снимает со своей головы карнавальную маску козла и Лина видит, что перед ней находится её отец, и огибают они роскошный золотой трон, и идут по дороге, усыпанной рубинами, в сторону театральной сцены с опущенным занавесом из черной парчи, на котором сияют золотые пятиугольные звезды, и медленно поднимается занавес, и пораженная Лина видит на сцене огромный черный кристалл, в котором находится тело Гермафродита с мужскими половыми органами, женской грудью и лицом старика.
– Освободи его! Освободи его!
– слышит она со всех сторон крики и шепот, похожий на свист, и отец ее подает ей изящный золотой топорик с короткой рукояткой. Лина принимает топорик, подходит к кристаллу и, как в колокол, со всей силы ударяет в него. И тут же свист, вой и грохот наполняют всю сцену, а гермафродит складывает руки над головой, поднимается в воздух и устремляется к только что появившемуся Лининому ребенку, а Лина смотрит и видит стремительный полет и радостное лицо старика, который, как длинная игла, проникает внутрь только что рожденного ребенка через половую промежность.

Глава двадцать четвертая. Даже в самые трудные времена Красная площадь была самым доступным местом Москвы. Вызванные на ковер директора оборонительных заводов и простые рабочие, уставшие от изнурительного труда, мужчины и женщины, все кого не обманывал зов сердца, в любое время дня и ночи могли прийти на площадь и постоять у каменного мавзолея. Круглосуточно дежурившие сотрудники МГБ внимательно следили за тем, что бы поклонение вождю мирового пролетариата было недолгим. Если гражданин находился вблизи первого охраняемого объекта страны больше десяти минут, то к нему могли подойти сотрудники в штатском и отвести человека в специальное помещение для выяснения личности и намерений. Для охраны площади ночь с 12 на 13 была обычным холодным днем тревожного года, ничем не отличавшийся от многих и многих таких же дней, бесконечной чередой бежавших следом за отступающими армиями. И, тем не менее, мы должны со всеми тщательными подробностями остановиться именно на этом дне и рассказать о тех событиях, которые произошли. На шестнадцатом этаже гостиницы Москва находилось кафе, работающих до двух часов ночи. Медленный лифт поднимал прикрепленных гостей. Там, на шестнадцатом, почти до утреннего часу подавали чай и бутерброды с колбасой, сделанной из неизвестного вещества. Там же имелась яичница и маленькие пирожки с капустой, похожие на большие каштаны. Алексей Иванович Кулаков имел должность главного инженера на крупном военном заводе, эвакуированном в Новосибирск в самом начале войны. Он жил один в двухкомнатном номере с ванной, телефоном и видом на Красную площадь. В гостиницу он вернулся около двенадцати ночи. Прослушав по радио мрачную информацию с фронтов, он выпил стакан воды и закурил папиросу. Хотелось есть. Отодвинув штору, Алексей Иванович увидел лежавший на газете ломоть черного хлеба и похожий на айсберг кусок сахара. Выйдя в коридор, он обратился к дежурной, которая и отправила его на шестнадцатый этаж. Там он перекусил, затем достал папиросу и вышел на балкон. Алексей Иванович кутался в пальто с барашковым воротником и рассматривал перспективу города. Из-за сильного затемнения казалось, будто весь город вырезан из черной бумаги и только яркий свет звезд, падающий на бесконечный дым работающих предприятий поднимал над далеким горизонтом темно-синий занавес какого-то фантастического спектакля. Редкие, холодные снежинки опускались на лицо и руки Алексея Ивановича, затянутые в желтые кожаные перчатки. Подойдя к самому краю балкона, он посмотрел вниз и увидел высокую, ссутулившуюся фигуру, пересекавшую по диагонали Манежную площадь. В небе над городом висели продолговатые сигары аэростатов. Зенитные прожектора, несмотря на отсутствие тревоги, время от времени для очистки совести пересекали небесный свод. Человек, переходивший по диагонали Манежную площадь, все время находился в поле зрения Алексея Ивановича, он буквально следил за ним точно так же, как смотрит мощный прожектор за ускользающим крестом мессершмита. И вдруг, вдруг этот человек исчез, до ближайшего угла было, по крайней мере, метров сто пятьдесят, но человека уже не было, не было и все, он прямо-таки растворился в серебристой московской метели, пропал прямо в сердце великой Родины, будто вовсе его и не существовало. Алексей Иванович выронил папиросу и она полетела вниз, мигая красною точкой. "Что со мной происходит? Только что я видел идущего человека, и вот уже его нет", - подумал Алексей Иванович, проводя рукой по лицу. Но вот потерянный из виду снова возник, теперь уже на брусчатке Красной площади, толстым шарфом протянутой в сторону Манежной. Расстояние в двести метров он перелетел по воздуху. "Как такое может быть?" - бормотал себе под нос Алексей Иванович.
– " Но этому есть объяснение, не может быть, что бы этому не было объяснения. Скорее всего, я просто уснул, а когда проснулся, то снова увидел его". Но было это объяснение неправдоподобным, так как знал Алексей Иванович, что не было никакого сна, а был неизвестный, перемещавшийся по Манежной загадочным образом. Уже лежа в постели, Алексей Иванович пытался найти хотя бы какое-то объяснение этому событию и найти его не мог.

Глава двадцать пятая. Клавдия Нестеренко, необразованная рабочая, едва умеющая писать, протирала мокрой тряпкой бронзовую фигуру рабочего с огромным пистолетом в руке. Эскалаторы были остановлены, зал был совершенно пустым. Клавдия поправила волосы и бросила в ведро мокрую тряпку. Спускаясь по лестнице, она посмотрела в зал, и увидела высокую, худую женщину в черной одежде и черных ботинках со шнуровкой на каблуке.
– Гражданка!
– окликнула Клавдия.
– Метро закрыто! Немедленно покиньте зал! Однако на возглас женщина не обернулась. Тогда Клавдия, в ведении которой находились и эти тяжелые, неуклюжие фигуры, и лестница, и ведро с тряпкой, вытянула вперед руки и приготовилась оскорблять. И в ту секунду, когда слова были уже готовы сорваться со злого женского языка, незнакомка, уже почти шагнувшая на ступень неподвижного эскалатора, вдруг исчезла. И пережила товарищ Нестеренко такое же неожиданное и трудно объяснимое словами чувство потери, подобное тому, какое пережила она прошлым летом в деревне, когда погас колхозный кинопроектор и на экране, где только что двигались люди с саблями, возникла кромешная тьма. Ошеломленная таким разворотом событий двинулась она к эскалатору и, посмотрев вверх, увидела на другом конце узкую черную спину, готовую исчезнуть под куполом павильона.

Глава двадцать шестая. Куранты на Спасской башне отбили для многих долгожданную полночь. Сменился караул у Мавзолея. Сменились посты МГБ. Над каменной брусчаткой двигались тихие струйки январской поземки. Гигантская полная луна освещала застывших солдат караула и редких прохожих, пересекающих площадь. По каменным ступенькам Мавзолея с правой и левой стороны с интервалом в несколько минут поднимались на трибуну капища дико одетые существа. Солдат караула видел одного из этих людей. На человеке этом было надето рваное пальто. Он был без шапки, густые вьющиеся кольцами волосы обсыпаны снегом, и что наиболее сильно впечатлило солдата так это то, что мужчина был совершенно босым. Босой двигался по диагонали, так что второй караульный видеть его не мог. Метров за двадцать от входа в главную могилу страны босой человек прямо на глазах часового исчез, то есть превратился в воздух, будто его и не было. Сам часовой, простой парнишка из глухого сибирского села, сразу же подумал о ведьмах и оборотнях и, не смотря на то, что он был комсомольцем и совсем не верил во всю эту потустороннюю гадость, тем не менее, он стал молиться своими словами и теми, которые слышал в детстве от древней выжившей из ума прабабки. Он молился, путая род и местоимение, и чем активнее были его самодельные молитвы, тем больше раскалялся штык карабина, который он держал перед собой. "Слова могут расплавить металл", - подумал часовой. Но вот штык начинает темнеть, а слова молитвы звучат внутри его сознания все глуше и глуше, пока не превращаются в некоторый бессвязный шепот, похожий на громкое журчание воды.