Шрифт:
Я опускаю голову, стон вырывается из моего горла, когда Джуд осыпает меня горячими, ненасытными поцелуями вдоль моей шеи. Он трахает меня, пока я не начинаю дрожать и стонать, умоляя о чём-то, о чём угодно. Одна его рука исследует моё тело, пока не останавливается около клитора, надавливая на него своими большими мозолистыми пальцами. Затем его зубы впиваются в мягкую плоть между моей шеей и плечом.
— Джуд, — хватаю я ртом воздух, задыхаясь, удовольствие пронзает моё тело подобно цунами. Моё зрение размывается, а дыхание становится рваным.
— Чёрт, Тор, — выдыхает он, его толчки стали жёсткими и резкими. С его губ слетает протяжный стон, пока кончает, обхватив меня руками, упираясь лбом в мой затылок. Горячее дыхание опаляет мою кожу, и я опускаю голову, пытаясь отдышаться. Мужские губы мягко прижимаются к моей спине, и я улыбаюсь, прежде чем Джуд отодвигается от меня, падает на спину и тянет меня на себя сверху.
— Боже, я люблю тебя трахать, куколка, — говорит он, проводя пальцами по моей спине.
Я закатываю глаза.
— Такой лапочка.
— Тебе было бы скучно с кем-то другим, — небольшая улыбка появляется на его губах.
— Ой, да ни одна другая не сможет смириться с твоей задницей. Тело убитого мужчины в моём кустике… — ворчу я
Джуд проводит рукой по моим волосам.
— Тебе это нравится, — он хватает меня за лицо и крепко целует.
— Что? Как ты и твой кровавый мексиканский друг разрушаете мой забор?
— Он колумбиец, — ухмыляется Джуд.
Я закатываю глаза.
— Ещё лучше.
— Ну же, куколка. Не тебе ли знать, что у нас была и похлеще хуйня, покрытая кровью. Вспомни старого доброго Муссу… — Джуд целует мою шею, его зубы кусают меня. — Затем был трах, после того как мы поместили туловище в багажник моей машины в то время …
— Не стоит меня опускать к своему уровню, — я игриво его толкаю, и он обвивает пальцами моё запястье, прижимая меня к себе.
— Ты опустилась до моего уровня с тех самых пор, как впервые попросила трахнуть тебя, — Джуд отстраняется от моей шеи и смеётся. Как же мне хочется ему врезать.
— В одну минуту ты порядочная женщина, — отвечаю я, — а в следующую тебя сбивает с ног преступник. Потом, прежде чем ты это осознаешь, ты уже чертовски погрязла в крови. Ты ужасно влияешь на людей.
Он смеётся.
— Ты не лучше, потому что именно из-за тебя я стал мягким.
— Скажи это мертвецу, у которого торчит столб от моего забора в груди, — я слышу слабый звук из коридора и наклоняю голову в сторону, прислушиваясь. Кайла. Вздохнув, я отталкиваюсь от Джуда, подползая к краю кровати. Он шлёпает меня по заднице, и я вскрикиваю.
— Я схожу, — говорит он.
Я толкаю его в грудь, и он падает обратно на матрас.
— Нет, я пойду, — поднявшись на ноги, я наклоняюсь над ним и быстро целую его. — Она опьянеет от одного твоего дыхание в её сторону, — я ухмыляюсь Джуду и иду к двери, дёргая халат со спинки стула.
Кайла знает, когда выбрать подходящий момент.
3
Джуд
Волны разбиваются об гниющую древесину пирса. А я жду. Достаю сигареты из кармана, зажигаю одну из них и сильно затягиваюсь, позволяя дыму слететь с моих губ, пока я наблюдаю за бирюзовыми водами. Звук приближающейся моторной лодки гремит в воздухе. Я делаю ещё одну затяжку, наблюдая, как старик-кубинец стирает пот со лба, направляя лодку к пирсу. Она ударяется о борт пирса, и мужчина встаёт, бросая мне верёвку. Я зажимаю сигарету между зубами, ловя верёвку и обвив её вокруг одного из деревянных столбов.
— Hola, mi amigo. Tienes un paquete para tu. (Привет, друг. У меня для тебя тут подарок.)
Я прищуриваюсь.
— Fucking hablo Ingl'es. (Чёрт возьми, я говорю по-английски.)
— Сумка, у меня есть сумка для тебя, — говорит он, наклоняясь, сидя на краю лодки, когда вытаскивает кожаную банковскую сумку и передаёт её мне.
Я расстёгиваю молнию, считая деньги, прежде чем выпустить ещё одну затяжку дыма и бросить сигарету в воду. Кивнув кубинцу, я отвязываю верёвку и бросаю её в лодку, прежде чем вернуться обратно на пирс.
Пересекая горячий песок, я иду вверх по склону к бару. Мелодии Боба Марли звучат через открытые двери, и я берусь за деревянные перила, поднимаясь на крыльцо. Приятный ветерок дует на меня, когда я захожу внутрь.
Лысеющая задница Пепе стоит за стойкой, вытирая прилавок, и поёт под музыку. Сняв банковскую сумку с плеча, я иду прямо к стойке и кладу ту на неё. Пепе поднимает голову и улыбается, скользя тряпкой по стойке бара.
— Буэно тардес, сеньор, — говорит он, наклоняясь, чтобы открыть сейф под стойкой. — Габриэль снаружи.