Сэр Руперт неожиданно побледнел и откинулся на спинку кресла, словно сжавшись. Кормак подался вперед и челюсти его сжались в ожидании плохих новостей. Он схватил нормана за руку и крепко её сжал.

– Говори, – прохрипел он. – Что с тобой?

– Сир Жерар… – едва слышно прошептал он. – Разве ты не слышал? Али-Эль-Яр лежит в руинах, Жерар мертв.

Кормак зарычал, словно бешеный пес. Его ужасные глаза страшно сверкнули. Он еще больше навис над сэром Рупертом.

– Кто это сделал? Он умрет, пусть он даже окажется императором Византии!

– Не знаю! – задохнулся сэр Руперт, пораженный дикой яростью, вспыхнувшей в глазах гаэла, продолжал:

– Ходят слухи о том, что сир Жерар влюбился в девушку из гарема шейха. Орда диких всадников из пустыни осадила его замок. Один из всадников прорвался. Он просил помощи у барона Конрада фон Гонлера. Но барон отказал…

– Да! – прорычал Кормак, взмахнув рукой. – Он ненавидел Жерара, потому что тот еще мальчишкой победил его в поединке на борту корабля на глазах у Фридриха Барбароссы… А что было потом?

– Али-Эль-Яр пал, и все, кто был в городе, погибли. Их раздели, и искалеченные тела лежали среди углей, но тело Жерара так и не нашли. Умер он до нападения на замок или во время битвы, неизвестно, но скорее всего он мертв, так как никто не потребовал выкупа.

– Вот как Саладин сохраняет мир!

Сэр Руперт, который знал о безумной ненависти Кормака к курдскому султану, только головой покачал.

– Это не он… Много стычек происходит вдоль границ… Христиане такие же безжалостные, как и мусульмане. И иначе быть не может, так как христиане построили себе замки в самом сердце страны Мухаммеда. Тут происходит множество конфликтов… Кроме того существует множество диких племен, которые не подчиняются Саладину и ведут свои собственные войны. Многие считают, что это шейх Нуреддин Эль Гор сравнял с землей Али-Эль-Яр и убил сира Жерара.

Кормак надвинул шлем.

– Подожди! – воскликнул сэр Руперт вставая следом. – Что ты собираешься делать?

Кормак злобно усмехнулся.

– Что я собираюсь делать? Я ел его хлеб. Так могу ли я словно шакал красться домой и оставить своего владыку змеям? Пойду, разберусь!

– Подожди, – попытался остановить его сэр Руперт.

– Что ты сможешь сделать в одиночку, если даже нападешь на след Нуреддина? Я вернусь в Антиох и соберу друзей. Вместе мы отомстим за смерть сира Жерара.

– Нуреддин – независимый воин, как и я, – прогрохотал норманн-гаэл. – А ты – сенешаль Антиохии. Если ты со своими людьми отправишься на границу, Саладин может воспользоваться этим и объявить, что ты нарушил перемирие. Под этим предлогом он сбросит остатки христианских королевств в море. Они же все слабы и живут в славе Балдуина и Боэмунда. Нет… Фицжоффри не нуждаются в помощи в вопросах мести. Я поеду один.

– И надвинув поглубже шлем, он проворчал: – Прощай! А потом, повернувшись, он ушел в ночь, направившись к тому месту, где оставил своего коня. Слуга с факелом подвел ему большого черного жеребца, который фыркал и жевал удила. Кормак схватил вожжи, дернул, заставив коня встать на дыбы, но прежде чем передние копыта коня вновь коснулись земли, он уже был в седле.

– Моя месть будет ужасной! – свирепо воскликнул гаэл. Огромный жеребец крутанулся, и сэр Руперт, выскочивший вслед за другом, услышал лишь удаляющийся топот копыт. Вот так Кормак Фицжоффри вновь отправился на Восток.

Белый рассвет разгорался на востоке, а потом разом раскатился розово-красными валами по холмам Утремера. Богатые оттенки сгладили очертания, сделали глубже синие низины спящей пустыни.

Замок барона Конрада фон Гонлера возвышался посреди дикой пустыни. Некогда это была крепость турок-сельджуков, а потом она была перестроена в поместье лорда франков, но всегда находилась под угрозой – его могли уничтожить в любой момент. Поэтому стены сделали толще, барбаканы появились на месте обычных широких ворот. Однако донжон перестраивать никто не стал…

… И вот на заре мрачный, темный всадник, подъехал к глубокому, бездонному рву, который окружал крепость, ударил кулаком, одетым в железную рукавицу, по полому звонкому щиту и бил до тех пор, пока отголоски грохота этих ударов не разнеслись среди холмов. Сонный часовой перегнулся через край барбакана и проревел что-то.

Одинокий всадник запрокинул голову в шлеме. Несмотря на то, что он ехал всю ночь, он не замерз.

– Похоже, вам скучно нести вахту, – поревел Кормак Фицжоффри. – Вы под руку гуляете с неверными и поэтому не боитесь нападения… Где эта свинья, которая только и может жрать эль, – твой господин?

– Барон пьет вино, – угрюмо ответил часовой на ломанном английском.

– В такую рань? – удивился Кормак.

– Все не так, – ухмыльнулся часовой. – Он пировал всю ночь.

– Пьяница! Росомаха! – бушевал Кормак. – Передай ему, что у меня до него есть дело.

– И какое же у вас к нему дело, Фицжоффри? – спросил впечатленный пентюх.

– Скажи, что я пришел препроводить его в ад! – воскликнул Кормак, скрежеща зубами, и испуганный воин исчез, как марионетка на веревочке.