— Думаешь, он потом тебе спасибо скажет? — комкрыла поискал глазами салфетки. Не нашёл. Однако дежурного не позвал.

— В гробу я видел его «спасибо». Но я должен быть уверен, что помутнения рассудка у Энрека на Тэрре не случится. Я не собираюсь за ним бегать.

— На Тэрре?

— Не делай вид, что не понял. Кое–что мы сообщили Драгое по выделенке. Но в подземелья мне придётся лезть самому.

— Сумас.., — хотел возразить генерал, но оборвал сам себя и обречённо махнул рукой. — Да иди ты хоть к кошачьей матери, спорить с тобой. На шлюпке?

— А как ещё? Время дорого.

Лендслер, склонив голову к плечу, разглядывал Энрихе. Генерал Абэлис тоже встал над иннеркрайтом: меняющие цвет глаза нежданного гостя, его странные интонации, пробивающиеся сквозь лоск манер, — он изучил уже в подробностях.

— Ты полагаешь, Энрек действительно так опасен?

— Трудно сказать… Но человека пополам может порвать, если ему что–нибудь померещится. Думает он как зверь — в этом состоянии вообще иначе воспринимаешь реальность. Переболеет — тогда будет контролировать себя лучше.

— Вот так, как ты? — невесело сиронизировал комкрыла.

Энрихе на миг открывает глаза. Лицо у генерала Абэлиса синеватое, покрытое испариной. Ему трудно находиться рядом с теми, внутри которых нервничает и ворочается полусонный зверь. Он не знает, как ему повезло, что полусонный.

— А что, созрели новые претензии? — лендслер поймал и удержал взгляд генерала.

— С чего бы? Ты невыносим, как и всегда, — комкрыла вздохнул, повертел головой, но из сухого в каюте осталось только расшитое декоративным узором полотенце (такую вышивку называли когда–то «ришелье»). — Только один человек на моей памяти мог тебя не просто терпеть, и того ты пытаешься сейчас угробить.

— Вот потому я и должен быть на Тэрре.

Генерал Абэлис, поколебавшись, взял полотенце, наклонился к Энрихе и стал вытирать ему лицо:

— Это не заразно, хотя бы? — спросил он, аккуратно и тщательно убирая пот. Он всё привык делать аккуратно и тщательно.

— При контакте? Вряд ли.

— А как?

— Мама в детстве говорила — не ешь с ножа, придёт вашуг и уведёт с собой душу. Часть правды в этом есть, видимо. Мне попалась потом старинная история про то, что посредником духу зверя служит именно холодное железо. Вот это мы с тобой сейчас и проверим.

Странный звук прошелестел во внезапной тишине.

Энрихе заставляет себя смотреть, но видит лишь спину генерала Абэлиса и тёмные глаза Дарайи — материнские, тёплые.

— Какой красавец, хоть и однолезвийный, — удивляется комкрыла. — А у нас больше в ходу кинжалы.

— У нас тоже, но кинжалом неудобно бриться, — вроде как шутит лендслер.

— И что, парня надо совсем зарезать? Или обойдётся кровопусканием? — комкрыла тоже пытается шутить, ему не по себе. А вот Дарайя весьма спокойно наблюдает за происходящим. Крови она не боится.

— Спирт есть?

— «Акватика». 72 градуса. Подойдёт?

— Дашь ему запить. Если просто кровью напоим — может открыться рвота.

— Чьей кровью?

— Его собственной. С ножа.

— Мракобесие какое–то… — Дайего передёрнул плечами, но бутылку принёс и в стакан чего надо налил.

— Теперь держи его: дёрнется не к месту, а нож острый.

— Может, позвать кого?

— Лучше без лишних глаз. Не бойся, удержишь.

Энрихе вскрикнул, и по его телу прошла судорога. Но той, сумасшедшей звериной силы в нём уже действительно не было.

— Всё, — сказал Колин, вытирая окровавленные руки о вышитое полотенце. — А ты боялся. Сейчас очнётся и полетим. Спасибо, что помог. Да… — он оглянулся на Дарайю. — Проводящую нужно отвести на Кьясну.

— Я бы ещё погостила на этом удивительном корабле, — улыбнулась эйнитка, превращаясь из статуи в женщину.

— Это может быть опасно для тебя, — нахмурился Колин.

— А может быть и НЕ опасно. И в таком случае вам трудно будет обойтись без меня, — она расправила юбки и улыбнулась. — После.

— Лучше не рисковать, — покачал головой лендслер. — И без того рискуем без меры.

— Как знаешь, Носящий зверя, — Дарайя встала. — Я передам Айяне, что ты помнишь. И думаешь о ней. Да и мальчишку вашего возьмём, если что. Взяли бы и этого, — она кивнула на безвольное тело в кресле, — но отец не отдаст. Вот тут уже ни при каком раскладе, как у вас говорят. Торопись, лендслер. Паутина неспокойна. Если ты не полетишь…

— Я знаю, — нахмурился Колин.

— Тогда — удачи тебе. Хотя вряд ли в этом мире есть слепая и глухонемая удача.