Мастер направился к раздвижному шкафчику в стене.

Если бы он достал меч из воздуха, я бы не удивился. Но меч он вынул из деревянного ящика, развернув тёмную, тяжёлую ткань, скрывавшую наготу лезвия. Обоюдоострый, длиной в два локтя, если мерить по–грантски, с широким долом, довольно лёгкий на вид, что вполне могло быть иллюзией.

— Иногда стремление души к смерти достигает больших величин, чем способно выдержать тело, ??— продолжал мастер Эйче. — И душа выворачивается. Добро и зло словно бы меняются в человеке местами. Он может убивать во благо и спасать из мести. Увидеть такого выворотня — редкая удача. Длится это состояние недолго. Выворотень должен восстановить в себе баланс жизни и не жизни, или же дух покинет тело, и человек превратится в живого мертвеца. В существо с отрицательным значением граты. В того, в ком смерть перевесила всё жизненное, что он вообще способен был дать. Душа такого человека смертна, в отличие от прочих, она лишена крыльев духа. Тело же может, напротив, обладать меньшей уязвимостью. Но только там, где уязвимость регулирует совесть. Бессовестный человек, как вы понимаете, вообще малоуязвим физически.

Мастер Эйче прервал свой монолог и кивнул сам себе:

— Трудно я сказал. Но вы сможете посмотреть, как это бывает.

И он обернулся ко мне.

Я слушал и не понимал. Мне не хватало языковых навыков, чтобы уловить все нюансы. Но я чувствовал, что сказанное связано со мной.

— Ничего, — сказал мастер Эйче. — Поймёшь. Ты же убивать сегодня хотел?

Я промолчал. Не его дело, чего я хотел.

— Или умереть? — он протянул мне меч.

Я тяжело вздохнул. О драке я знал достаточно, мне было мало его сорока, но много его одного. Но это было неважно. Потому, что ничего, кроме тоски и скуки я не испытывал, глядя на оружие и толпу мечтающих стать болванами. Тягостное ощущение, приковавшее меня к Кьясне, всё усиливалось. На траве, среди деревьев, мне было чуть легче. И всё, что я хотел сейчас — выйти наружу.

Я уже один раз позволил сегодня поиздеваться над собой и привести меня сюда. Больше такого не повторится. Что позволено Дьюпу, то не позволено больше никому. Пусть сами носятся со своими игрушками. Кинжалы духа, блин, мечи ещё чего–нибудь. Мне и на Гране хватило этой херни…

И я почти развернулся, чтобы уйти.

Почти, потому что на пути вырос мастер Эйче, и навстречу мне блеснула стальная полоса лезвия.

Уклониться я уже не успевал. Как не успевал испугаться, пожалеть, подумать.

Миг занесённой боли замер у меня перед глазами. И двое успели только кинуться друг к другу, затягивая разрастающуюся между ними брешь.

Я упал на спину. Грудь тяжело вздымалась. Я видел это. И видел окровавленный клинок надо мной. Клинок, залитый моей кровью.

— Ну вот, — тихо и буднично произнёс мастер Эйче. — Иногда нужно именно разрубить, чтобы получить целое.

Два или три дня я болел. Когда сумел приподняться и дотянуться до спецбраслета на столике в изголовье кровати, оказалось, что три. Но порезов на теле не было, хотя я явственно помнил, как стальная полоса с неожиданным треском…

Я вспоминал, и лоб тут же покрывался каплями. Едкими, липкими, наверное, это выходил из меня запоздалый страх.

Перед обедом третьего дня Айяна подняла меня насильно. А потом, умилившись на полуголого, дрожащего мужика, вылила на него чайник холодной воды. А глупый мужик думал, что в чайнике должен быть чай.

— На, — сказала она, протягивая мне зеркало. Смотри. Нет на тебе ни царапины. Хватит уже валяться.

Я смотрел. Меня били дрожь и истерический смех, — всё сразу.

— Учиться будешь с одногодками, — сказала она чуть позже, вытерев меня простынёй и усадив к столу. — Только историю будешь изучать с младшей группой.

— Это почему ещё?

— Потому что ты не знаешь истории.

— А всё остальное как будто знаю! — возмутился я.

Айяна присела напротив и подперла подбородок кулаками, разглядывая меня, как диковину. Кто я, мол, такой, чтобы спорить с Проводящей?

Я понял намёк, но сдаваться не собирался.

— Я даже язык толком не понимаю. На бытовую тему могу говорить, да. Но вся ваша философия у меня вылетает из того же уха, куда её пихают! Я не понимаю вообще, как могло пройти всего триста лет между волнами колонизации, чтобы так ни фига друг друга не понимать!..

Айяна вдруг нахмурилась. Вернее, брови её дрогнули чуть–чуть, что по–экзотиански называется «эпо», а по–имперски — никак не называется, да и вообще такую гримасу трудно заметить без тренировки.

— Кто тебе сказал такую чушь? — вопросила Проводящая судя по «эпо» довольно сердито. И подсознание моё тут же отозвалось на её гнев тянущей душевной болью.

Я растерялся. Информация была — банальнее некуда.

— В учебнике написано.

— Думать нужно не только при решении тактических задач, а особенно внимательным следует быть там, где информация разжевывается и кладётся в рот. Что именно там у вас написано?

— Что в 332 году от начала колонизации сторожевой корабль «Виржиния» основал первое независимое поселение на Тайэ.

— Большое поселение? — уже мягче поинтересовалась Айяна.

— Не помню, — признался я.

— Шестьдесят три человека, — она чуть прикрыла глаза, сосредотачиваясь. — Следующим было поселение в северном рукаве галактики. Анасьёна. Там сели два больших имперских перевозчика при поддержке нашего линкора «Дождь». Потому что имперский разведкатер на Анасьёну опуститься не смог по причине своеобразной метрологической обстановки, — она распахнула глаза. — Верно?