Чтобы с громким, злым, глухим рыком впиться когтями в беззащитно подставленную шею. Тут же разжимая пальцы и отшатываясь в сторону, падая на спину и отползая по полу к стене. Широко раскрытыми от ужаса глазами глядя на зажимающего глубокие раны Сэма.

– Ты…

Из горла вырывается сиплый хрип. Кислорода катастрофически не хватает, лёгкие горят огнём. И я задыхаюсь, я кричу дико, надрывно. Я выгибаюсь на голом полу, разбивая когтями крепкие, толстые доски. В нос шибает запахами, острыми, нестерпимыми, пряными, оставляющими металлический привкус на языке.

А в голове бьётся одна и та же фраза, повторяемая низким, шипящим шёпотом: «Глупый зверь… Глупый-глупый зверь…».

– Что с ней?! – Сэм хватает меня за руки, пытаясь удержать, пока тело выгибается в очередной, нечеловеческой судороге.

Я дёргаюсь, пытаюсь вырваться, огрызнуться. Я бью ногами, в попытке ударить жалкого человека, рычу и скалю клыки. И замолкаю, резко внезапно, тяжело и шумно дыша. Напряжённо прислушиваясь к чужим, мягким шагам, приближающимся ко мне. До той поры, пока их обладатель, высокий, мощный зверь, не окажется опасно близко ко мне. Подойдя для того, чтобы вздёрнуть за шкирку жалобно мяукающий комок.

Держа когти в опасной близости от тонкой шеи ребёнка.

– Не-е-ет! – я не замечаю, что это мой крик. Не слышу его, пока грудь не раздирает от боли, от потребности взять в руки, прижать к себе.

Потребности ощутить ту тонкую, едва заметную нить связи, принадлежности, что тянулась к беспомощно барахтавшемуся в чужой хватке котёнку.

Я не осознаю это до конца, не понимаю, что происходит, когда одним ударом когтей откидываю прочь мешающего мне человека. И бросаюсь вперёд, одним слитным плавным движением. Сбивая с ног довольно ухмыляющегося блондина, запуская когти в его бок и выдирая слабо мяукающего кутёнка из его разжавшихся пальцев.

Чтобы в следующий миг отскочить назад, прижимаясь спиной к стене, скаля клыки на чужаков и потираясь щекой о загривок тихо урчащего котёнка, спрятавшего морду на моём плече. Кожей ощущая, как что-то там, в голове, в душе, в груди встаёт на место, с тихим щелчком завершая меня. Делая меня…

Цельной. И моргнув, я уже осмысленным, растерянным взглядом уставилась на всё ещё валявшегося на полу, ухмыляющегося Михаила и Сэма, с трудом поднявшегося на ноги и опирающегося рукой на подлокотник дивана.

– С возвращением, - прогудел медведь, перекатившись и встав с пола. Встряхнувшись совсем по-звериному, он довольно прогудел. – Рад вновь видеть тебя, Реджина.

Язык был как наждак, горло сдавило спазмом. Пришлось пару раз сглотнуть, прежде, чем я смогла выдохнуть, медленно сползая по стене вниз и машинально гладя урчащего Ремуса:

– И я… Рада, что вернулась.

Закрыв глаза, я прижалась щекой к мягким, светлым волосам. Даже не заметив, когда маленький котёнок пантеры в моих руках перетек в человеческую форму. И теперь цеплялся тонкими, маленькими пальчиками за мои волосы, тянул их на себя и прижимался все крепче.

– Это было жестоко, - глухо проговорил О’Рурк чуть позже, сидя на стуле и наклонив голову вперед. Я осторожно, пересиливая инстинктивную брезгливость, осторожно обрабатывала рваные раны на его шее.

– Нет, - флегматично откликнулся Михаил, развалившийся на диване с планшетом и листавший на нём какие-то документы.

– А если бы ребёнок пострадал? – ирландец поморщился и дёрнулся, стоило мне нажать на края ран чуть сильнее, обрабатывая их ватой, смоченной в лекарстве. – Айш, Редж!

– Прости, - тихо вздохнула, пытаясь отвлечься от запаха крови, витавшего в воздухе. – И нет. Это было не жестоко, это было… Необходимо.

– Почему?

Я промолчала, не зная, как объяснить то, что знал каждый верзверь, знал на инстинктивном уровне. И слабо, благодарно улыбнулась, когда Михаил спокойно ответил вместо меня:

– У каждого из нас бывает такое состояние. Состояние амока, настоящего животного безумия. Когда действуют только инстинкты… И ничего больше. И выйти из этого состояния можно лишь устроив кровавую бойню… Или замкнув на одном из ключевых желаний. В случае с Редж – инстинкте защиты ребёнка.

– Наша… Связь, да, - глубоко вздохнув, я отошла к дивану и села на самый край, обхватив себя за плечи. – Разорванная связь со стаей, она… Выбила меня. Вывернула наизнанку. Я потерялась и… Только Ремус смог меня вытащить обратно.

– И всё же, это было жестоко, - Сэм недовольно поджал губы и покачал головой. Чтобы в следующий миг, вздохнуть и направиться в сторону плиты. Поставив чайник, он опёрся ладонями на стол и, чуть помолчав, спросил. – И что теперь? Что будет дальше?

Мы с медведем обменялись нечитаемыми взглядами. Он нахмурился и сжал челюсть, неопределённо дёрнув плечом. А я…