Шрифт:
Но, я отклонился от темы нашего разговора! Любовь! Когда Истинная мать ступила на Землю, ее магия Истинной и дар были неразрывны из-за их силы и предназначения. И этот свет, сила и магия напомнили Григорию его наяду. В Истинной матери он увидел перерождение своей первой любви и старался делать все, чтобы завоевать ее.
Я старался убедить его, что это не наяда, но он был слеп и глух к моим словам. И в этот момент я решил, что мне лучше просто остаться рядом и найти способ исправить все. Я наблюдал за Миолой, я наблюдал за вами на Земле. И однажды, увидев, как из мира Мирха на землю открыли портал, я понял, что ждал этого шанса все это время. Я подсказал Истинной, как отправить тебя прочь с Земли. И опять были последствия, опять были боль и страдания…
— Но была также и любовь, Лаваэль. Если бы у меня был выбор уйти и повторить все сначала, я бы сделала это, не задумываясь! Но почему меня вернули?
— Создатели согласились отпустить Истинную в тот мир, где будешь жить ты. За ее вмешательство в твою жизнь они заперли Истинную, и никого к ней не пускают. Даже Григория, и он, наконец-то, осознал, что, позволив тебе остаться на Миоле, он тем самым лишил себя сияния дара Истинной Матери. Потому он и приложил все силы, пока не поздно, чтобы вернуть тебя.
Вот только я сдаваться не собираюсь, вы уже достаточно настрадались! И Григорию настала пора понять, что Истинная — не его собственность! И он не имеет права лишать тебя того мира, где ты хочешь жить!
— Но как?
— Создатели утверждают, что не испытывают чувств, но, как у любого творца, у них есть одно чувство, которое ведет их дальше — Любопытство!
Твое яркое сияние на Миоле, любовь твоих братьев, Аргайла, твоих друзей — все это давало тебе крылья, и, конечно, этот свет привлек внимание Создателей. Они решили использовать тебя в толчке развития Миолы и Мирха, и ты не подвела, с достоинством пройдя через все испытания.
Григорий не сдавался, но твой свет понравился Создателям, и я решил рискнуть. Это была моя идея с озером Жизни. Я подкинул Создателям новый вопрос, на который им захотелось получить ответ: «Смеришься ли ты с потерей тех, кого полюбила? На что ты сможешь пойти, чтобы вернуться».
Но знаешь, в результате их заинтересовало не это…
— А что?
— Духи миров. На что они будут способны ради одной маленькой Звездочки.
— Ты поэтому приходишь ко мне каждую ночь?
— Нет. Я бы приходил к тебе в любом случае. Я больше не позволю тебе платить за мои ошибки. Клянусь, Звездочка. Ты вернешься домой.
— Благодарю, Лаваэль. Но я так и не могу найти то место из видения.
— Это не важно! В момент рождения твоего малыша за тобой придут, и не только я, но и Мирх. Он уже набирает команду. Да и твои драконы сдаваться не собираются, и это еще больше привлекает внимание Создателей.
— Лаваэль, а Григорий сильный? Почему Мирх набирает команду?
— Магия. Вся магия, что струилась раньше по Земле, теперь направлена в одного Григория. Он действительно силен, но не сильней меня! Так что, не переживай! Мы справимся! Главное, ты не теряй надежды.
— Никогда! А ты не мог бы рассказать, как там Ар, братья, остальные. У них все хорошо?
— Со вчерашней ночи ничего не изменилось.
— Ну, Лаваэль!
Дух погибшего мира засмеялся, но вновь стал рассказывать, как Ар ищет божественные аномалии, как скучает и перечитывает мое письмо. Братья уже вернулись на учебу и получают задания по работе на местности. Кит и Алекс взяли шефство над приютом лэри Мэй, которая в скором времени готовилась стать мамой. В семье целителя Парта также ждут появления малыша. А владыка Фарх и Рейна обустраивают свой новый дом. Фарх делает все, чтобы Рейна вновь вернулась к нормальной жизни, и у него это не плохо получается. Мои друзья продолжают учиться и с надеждой ждут моего возвращения.
Кажется, Лаваэль сказал, что если я не вернусь, то за мной отправятся не только драконы, но и другие жители Миолы… Я засыпала, улыбаясь, понимая, что даже на Земле больше не одна.
Семен
— Пожалуйста, пожалуйста, — женщина стекала по косяку на колени, в ее глазах стояла мольба, а я чувствовал, как во мне все переворачивается от этой мольбы и взгляда.
Мне тяжело давались отказники, те, кому я не мог помочь. Я ведь понимал, что со своей болью они преодолевали огромные расстояния, идя ко мне, как к последней надежде. Было невыносимо говорить, что я не помогу, не облегчу их страдания. Кто-то просто смирялся, кто-то обзывал шарлатаном, но были и те, кто вот так вставал на колени и молил, молил…
— Поднимитесь, — строгий возглас Киани оборвал срывающийся на плачь голос женщины. Я поднял взгляд. От девушки шло сияние, опять гуляла в горах, понял я.
— Может, я посмотрю? — предложила она.
— Да, — я вскочил. — Посмотри. Ты опытней.
Мы прошли из приемной в мой кабинет, где на кушетке лежал молодой парень. Полтора года назад он попал в аварию, его парализовало полностью. Мать на инвалидном кресле, по нашим дорогам, дотащила его до поселка, и сейчас тихо выла от отчаяния.