А потом его Маша разродилась. Семен сам принимал роды, я была рядом, помочь в случае чего. Наконец-то я увидела, как рождается ребенок на земле, как его дар словно сияние светлячка наполняет его тело. Но первый вздох и…

Магия дара, казалось, просто растворилась в окружающем мире. Семен окружил дочку своей энергией, пустив ее по коже малютки, но дар все равно разрывался с душой, и только тончайшие нити, что успел сохранить ее отец, говорили о том, что дар полностью не утерян, и у девочки будут способности.

Семен был так счастлив и горд, а я не могла его поздравить. То, что видела я, потрясло и напугало меня. В отличие от целителя я видела, не только, как гас свет, я видела, как тончайшие нити просто отрывались от души девочки. Они так сильно тянулись прочь, что отрывали кусочки души.

При моем появлении на Миоле, Мирх говорил, что моя душа рваная, иссохшая, теперь я видела почему. Раз за разом, перерождение за перерождением я теряла саму себя, и если я не смогу вернуться, то же самое ожидает и моего сына.

А Семен не понимал этого, радостно улыбаясь, он говорил о том, что скоро я сама стану мамой и пойму, какое это великое счастье. Впервые я вспылила. Страх за моего малыша затмил мой контроль. Я кричала Семену, что он ничего не понимает. Мой ребенок не человек, мой ребенок дракон! Ему будет мало тех нитей, что можно будет ему сохранить. Что боль, которую он испытает, будет в тысячу раз сильнее, что испытала его дочка, ведь он магическое существо.

Я разревелась тогда и убежала в горы. Мне не хотелось возвращаться в поселок. Меня нашел Федор Ильич, сел рядом, сначала протянул платок, потом пирожок и фляжку с квасом. Он ничего не говорил, но его присутствие помогло пережить тот момент. Говорят, молчание лечит лучше, чем слова. В тот раз я поняла, что это значит.

Когда я вернулась, Семен извинился передо мной. Он не знал, что мой ребенок не человек. Я же извинилась за крик. После этого мы больше не говорили о том, чтобы я осталась. С удовольствием я стала помогать Маше ухаживать за дочкой, и постигала правила обращения с младенцами, убаюкивала девочку вечерами, давая Маше время передохнуть и побыть с мужем. В тот момент я поняла что безумно хочу ощутить вес своего мальчика у себя на руках, петь именно ему колыбельные.

Но дни сменялись днями, я стала более подробно учить Семена основам целителей, проверяя эти знания на практике. Мы полностью вылечили Олега, и его мама была нам искренне благодарна.

Время от времени я ловила на себе взгляды Зои и Илиаса. Девочка всегда убегала, стоило мне только позвать ее, а вот Илиас словно ждал чего-то, и от этого мурашки вновь бегали по телу.

Федор Ильич после встречи в лесу, частенько провожал меня в горы, показывал, какие растения здесь растут, рассказывал, как их правильно собирать, и ни разу не упрекнул в моем желании вернуться на Миолу…

Я глубоко вздохнула и с наслаждением вытянула ноги. Федор Ильич сделал на смотровой площадке скамеечку, и я частенько тут отдыхала прежде, чем спуститься вниз. Сейчас же я просто любовалась открывающимся видом и ждала, когда он выйдет из леса. Он, как истинный лесовик, находил грибы и травы, только мельком взглянув вокруг.

Он возродил во мне ту любовь к лесу, что заложила в детстве бабушка. Несмотря на крутой нрав Григория, я искренне любила Землю. Любовалась ее природой и животными и до своего перехода на Миолу понимала, что нет лучше места во Вселенной.

Я всегда поражалась той гармонии, что дарила природа, и горько переживала, когда видела, как некоторые люди потребительски относятся к ее дарам. Великие горы, безбрежные океаны, прекрасные луга, полные трав, невероятный животный мир — они навсегда вошли в моё сердце и душу, но…

Моя магия не принадлежала этому миру. Один раз поняв, что значит быть единой со своим даром, я осознала, что не смогу, вернее не должна, отказываться от него и тем более лишать его своего сына. Я в полной мере почувствовала страдания Истинной матери, которая видела моё рождение и мою боль…

— Прямо светишься вся, — Федор Ильич уселся рядом. — Что-то мало набрала, — покосился он на мою корзинку.

— Зато все подберезовики, один к одному, — похвасталась я.

— В кастрюле все едино, — хмыкнул старец. Я засмеялась. — Я тебе сказать хотел, — Федор Ильич нахмурился. — Гостья тебя сегодня ждать будет, когда спустимся.

— Гостья? Кто?

— Тебе лучше знать. Ее в деревню Григорий привез.

— А как она выглядит?

— Как женщина.

— Очень подробно, — хмыкнула я, не обижаясь на старца. Хорошо, что вообще предупредил, что меня ждут.

— Ты это… Не сердись на Григория, — неожиданно заявил Федор Ильич. — Он суровый, требовательный, сильный. Но Земля жива только благодаря ему.

— Земля? — я с удивлением посмотрела на старца. — Вы знаете, кто он?

— Знаю… Знаю, кто он, какой выбор сделал… Сначала ненавидел его за это… А теперь…