Господин Йович довольно быстро сориентировался и вколол мне необходимое лекарство, дал насильно необходимые капли, которые принес с собой, и через некоторое время я перестала биться в конвульсиях, выть, затихла и успокоилась.

Целитель поинтересовался, что могло спровоцировать падучую. Атер Кирстан признался, что когда пришел, якобы с гордостью за свою империю рассказал об Акте капитуляции и Мирном договоре, а я очень расстроилась, распереживалась и началась падучая.

— Ясно, — задумчиво ответил на это главный целитель. — Пациентка вспомнила о пытках и допросах, судя по галлюцинациям. Это хорошо. Скоро начнет все вспоминать и сможет рассказать о «зеленом луче». Военный министр очень ждет, когда эта женщина все вспомнит. Нужно обрадовать его.

— Но почему военный министр уверен, что лера Тубертон все расскажет, если вспомнит? — осторожно спросил атер Кирстан. — Ведь, несмотря на жестокие нечеловеческие пытки, она до сих пор ничего не рассказала.

— Это ведомо только военному министру, — задумчиво ответил Господин Йович. — И Пресветлой Богине.

Глава 13

Настоящее время.

После падучей выздоровление началось чуть ли не сначала. Из-за судорог хрупкие кости, которые за долгие месяцы почти срослись, опять сломались, я снова мучилась от невыносимой боли и от полного обездвиживания.

Единственное, что утешало хоть немного — после припадка падучей память осталась при мне: я не забыла сестру Таисию, атера Кирстана Стефановича, главного целителя госпиталя господина Йовича и военного министра Марилии. Через сестру Таисию я попросила атера Стефановича больше не приходить — не смогла бы сейчас выносить его присутствие, мне не нужны стали его жалость и помощь, я перестала верить, что когда-то мы были друзьями.

Сестра Таисия переживала по этому поводу, но я была неумолима. Я не хотела иметь ничего общего с солдатом ненавистной империи Марилия. Ужасный мир, заключённый между нашими империями, потряс до глубины души. То, что отныне моей империи как самостоятельной Земли в магическом мире Вериус со своей территорией, законами, традициями, императором не существовало, не укладывалось в голове.

— Чем вы там занимаетесь, Пресветлая Богиня Мать, что позволяете совершиться подобному кошмару в подвластном вам мире?! Разве может Мать позволить совершиться подобной несправедливости над ее детьми?! — шептала я под нос, пялясь в потолок, представляя перед собой необыкновенную женщину в золотом с несколькими зрачками, которая не позволила мне умереть и уйти за грань. — Как такое могло произойти?! Ведь вы создали пять Земель, пять! Ведь мы все ваши дети. Все были равны… Какая же вы Богиня Мать? Одна империя уничтожила другую.

Я плакала от горя и долгое время после падучей ничего не вспоминала. Депрессия и нежелание жить стали моими постоянными спутниками. На все вопросы доброй сестры Таисии отвечала молчанием или односложными ответами, закрывала глаза, чтобы не видеть ее. Это мучило и задевало добрую сестру милосердия, но я ожесточилась.

— Всем нужно только одно от меня, — гневно шептала я. — Чтобы я вспомнила о "зеленом луче" и об артефакте! А что будет, когда я вспомню?! Отправите калеку на рудники?! На каменоломни?! Или сразу отправите, наконец, за грань?! Усыпите?

Она с сочувствием смотрела и молча выполняла ежедневную работу по уходу за мной.

— Почему мне не дают умереть? Зачем столько усилий? — бормотала я. — Что за демонов артефакт такой?!

— Я просто выполняю свои обязанности, лера Тубертон. Выхаживаю вас. Я не враг вам. Если вы не поняли это до сих пор, то у меня нет аргументов вас убедить, — сестра Таисия грустно улыбалась.

После того, как во время падучей мне почудился капитан Эрнст Бейкалич, меня стали мучить воспоминания, связанные с ним. Грязные картины его издевательств, кошмары с его участием не давали покоя. Сцены насилия, избиения, постоянных допросов преследовали во сне и наяву. Иногда казалось, что кошмар вернулся, и я снова в полной власти капитана Бейкалича.

Состояние ухудшилось — господин Йович прописал более сильное успокоительное и снотворное, хотя я и так много спала. После этого воспоминания и кошмарные сны смешались в одно целое, я не могла их разделить из-за постоянных инъекций.

Кирстан Стефанович иногда все же приходил, стоял и смотрел на меня, думая, что я сплю или нахожусь под действием лекарств. Я же научилась приходить в себя и не выдавать этого измененным дыханием, совсем как в камере, когда надеялась, что садисты решат, что я все еще без сознания и оставят меня в покое, когда мечтала превратиться в маленькую незаметную мышку и исчезнуть.

Я не хотела видеть и слышать Кирстана, не понимала его упрямства. Кто я для него? Академическая подруга? Разве это может служить оправданием его поведению? Желанию идти против интересов своей империи, против дяди — военного министра Марилии.

Я перестала верить ему — была уверена, что он втирается в доверие, чтобы вызнать о «зеленом луче», о котором пока почти ничего не смогла вспомнить, кроме жутких, вызывающих страх и отвращение воспоминаний о пытках с капитаном Бейкаличем, где он требует рассказать о "зеленом луче” и куда "зеленые лучи" дели документы и артефакт подчинения и власти, принадлежащий императору Марилии.