— Это кто? — спросил он у отца Афанасия на улице.

— Травник наш, Ивашка.

— Ивашка, значит. Лях?

— Сказывает, что жил в коронных землях. Но бежал от папистов.

— Ты бы присматривал за ним.

— Так я его у себя и поселил, чтобы приглядывать.

— Добре, — кивнул Даниил Романович и отошел в сторонку. Где остановился и уставился на красное закатное небо.

— К ветру, — тихо произнес, подошедший ближе воевода.

— К ветру, — кивнул брат царицы.

— Не понравился, гляжу, тебе наш травник.

— Он не травник.

— А кто?

— Не знаю. Чую я в нем подвох.

— Пригляжу, — степенно наклонившись, произнес воевода.

— Пригляди, — согласился Даниил Романович и выплюнул травинку, которую до того жевал.

После чего потер лицо руками и тяжело вздохнул.

Когда его сестрица направляла поглядеть, он в серьез эту задачу не воспринимал. Слухи он, конечно, слышал. Но слухи — это слухи. Нередко — обычные политические игрища. А тут, подойдя поближе, Даниил понял, что все ни разу не просто. До жути… до мурашек странный Андрей. Его супруга, ему под стать, хоть и не такая деятельная. Но ей простительно — баба. А теперь еще и этот травник. Даниил мог об заклад биться, что он такой же травник, как и снегирь или козлик. Да, в травах, вероятно разбирался. Но разве это его ремесло?..

Параллельно разворачивались события и в старом подворье Петра Глаза, что отошло его брату. Туда заявились родичи Андрея дабы поспрошать и разузнать, чего это их малолетний неслух тут творит. И чем больше они слушали, чем чаще спрашивали, тем сильнее сбивался их боевой запал. Они ведь шли приструнить парня. Поставить на место. Ибо шума от него стало слишком много. А теперь, под вечер, сидели пьяные и растерянные. Не уверенные в том, что им вообще теперь делать. И их ли Андрей родич…

— И что вы кукситесь? — икнув, спросил Спиридон.

— А чего радоваться? Внучок то мой тю-тю. Издох выходит.

— Как и племяшка моя. Ну так и что? Они не отказываются от нас.

— Что значит не отказываются?

— Слухи слухами, но ни Андрей, ни Марфа ни разу их не подтвердили. Андрей по осени, кстати, обещал подарить нам с Данилой хорошую броньку. Так что вы не спешите слова говорить обидные. Родич он или нет, но ведет он себя правильно и своих не забывает.

Все гости из Коломны переглянулись.

— Броньку, говоришь, добрую? — переспросил дядька Фома.

— Вроде той, которая на нем. Она и стрелу держит хорошо, и саблю, и даже копье не так легко ее терзает. Можно Устинку позвать или Кондрата. У них она есть. Глянете.

— Ну что же, дело хорошее, — кивнул первый дед, явно разгладившись ликом.

— Добре, что своих не забывает, — согласился с ним второй дед…

[1] Здесь для удобства читателей дается летоисчисление в привычной для читателей форме.

Глава 5

1554 год, 30 июля, Рим

Отец Доминик вошел в помещение и с нескрываемым уважением поклонился. Генеральный настоятель ордена Иезуитов Игнатий де Лойола был уже стар, но все равно занимался делами. Хотя времени каждая безделица отнимала у него с каждым годом все больше и больше.

— С каким делом ты пришел? — устало спросил Игнатий, после формальных слов приветствия.

— Брат наш во Христе, Станислав Гозий[1], что стоит при короле Польши и Великом герцоге Литовском, сообщает важную новость о возрождении у схизматиков древней ереси. И просит помощи добрым советом.

— Что за ересь?

— Оригена.

— Брат мой, не отнимай мое время попусту. Я уже стар. Говори по делу. Рассказывай, что они учудили.

— В Московии болтают, будто бы давно преставившийся старинный герцог воскрес для защиты их от тартар…

Это не опечатка и не шутка.

В средневековое европейское мышление слово «тартары» и «Тартария» прочно прошло в конце XIII века в новом смысле. И держалось там довольно долго. Конечно, до вторжения кочевников слово «Тартар» не было чем-то необычным для средневековых европейцев. Так они называли самые глубины ада, а не загробный мир в целом, как во времена Античности. Однако они настолько ужаснулись диким ордам степняков, что посчитали, будто бы они вышли не иначе как из ада, из самых его глубин. И спроецировали это название на них, благо, что имелось определенное созвучие.

Эта специфика мышления породила и интересное словоупотребление, и даже карты, в которых присутствовала некая Тартария. Что приводит горячие головы отдельных горе-исследователей к совершенно комичным выводам о существовании такого государства.

Нет, все было и проще, и банальнее.

Слово «Тартария» заменило «terra incognita» в ментальности европейцев, применительно к Азии. Иными словами, выступало этаким синонимом «жопы мира» с наличием там безусловного прохода в ад. По которому оттуда и были исторгнуты дикие кочевники. Ну а как иначе?