– Да нет, я уже дома поел вкусно, так что готовь и ешь сам, я подожду тут тебя на крылечке, – присаживаясь на крыльцо. Виктор быстро убежал в дом, и там забренчали сковороды и посуда, раздался звук поджариваемых яиц, хлопал холодильник. Примерно минут через пятнадцать на крыльцо выплыл Домовой, улыбаясь во весь рот и от удовольствия поглаживая свой живот.

– Ну вот Дед, можно и делами заняться, подкрепился знатно, силы ух, аж через край прет.

Дед в это время смотрел в сторону бани, откуда из трубы валил черный дым, были слышны стуки и какие-то бряканья. Виктор тоже повернул голову на звук.

– Это что там дед, банник шумит? Вроде дал задание ему баню топить, а создается впечатление, что он ее по частям разбирает.

– Да пес его знает, ответил дед Алексея. Вот смотрю уже минут двадцать, как он бегает, туда суда, то дров утащит, то ведрами с водой гремит, то еще, что-то делает. Надо бы глянуть сходить, а то мало ли что.

– Пошли, дойдем, Прохор Степанович, а то и правда и баню так ненароком спалит. И спрыгнув с крыльца, Виктор и дед неспешным шагом двинули к бане.

Заглянув в полураскрытую дверь, они увидели чумазую рожицу Ермошки, который чем-то металлическим стучал по железной трубе печки, при это что-то приговаривая, бормоча себе под нос.

– Эй, Ермошка, ты что там, заклинания какие-то шепчешь? – крикнул Виктор громко под самое ухо банника. То сначала присел, потом подпрыгнул до самого потолка, стукнувшись головой.

– Да, чтоб вас,– шепеляво ответил он. Язык вот прикусил из-за вас, зачем пугать то так? – развернувшись к двери, прошепелявил банник.

– Ну, уж извини, не хотели мы. А ты что тут такое химичишь, и шепчешь? – вон какой черный дым из трубы валит.

– Это, труба засорилась, вот я и постучал по ней, чтоб сажа в печку упала, и тяга лучше стала. А шепчу, так, маленькие волшебные словечки, чтоб баня хорошо прогрелась, пахло в ней словно в лесу, елкой и пихтой, а то пока вот пахнет плесенью и сыростью. Долго не использовали по назначению.

– Ладно, все ясно. Как все будет готово, нам сообщишь,– крикнул Домовой, а мы пока пошли, есть дела у нас с дедом.

Выйдя из бани, Домовой с дедом направились к дому, на крыльце которого сидел, дожидаясь их дворовой.

Дворовой сидел и потягивал трубку, пуская дым колечками вверх.

– О, да ты у нас, любитель подымить никак? – прищуривая глаз, а другим разглядывал Домовой дворового.

– Ну, так, это деду вашему надо сказать спасибо, вот приучил меня, что б ему. Сижу вот трубки и покуриваю, что б им, будь они не ладны, так кашель достал мочи нет, и не бросишь теперь уже, вот и мучаюсь, – выплевывая следующую порцию колец, пробурчал Дворовой.

– Так ты брось, всего-то, взял и бросил и красота.

– Ага, пробовал не получается, да и легко вам тут рассуждать, – сами не курите, а туда же, с рассуждениями, что да как.

– Так-то я курил давно, но бросил, и больше не хочу, – ответил Виктор, глядя на Деда Алексея.

– А я что, я совсем не курил, нечего так на меня смотреть,– буркнул быстро дед Прохор.

– Вот, я о том и говорил, – ответил Дворовой, и продолжил.

– В общем, сегодня вечером, соберется весь бомонд деревни, да и с окрестных лесов кое-кого занесет, познакомлю вас со всеми. Надо нам столы, вон там за баней выставить, и стулья принести, накрыть скатертью, ну кое-что из еды выставим, а с остальным, все на огонек, сами придут и принесут. Так что Виктор Павлович, идем готовиться, и гостей будем встречать. Дед Прохор, немного потоптавшись и кашлянув для вида пару раз, спросил:

– А мне, что делать?

– Ну что, будешь помогать и как почетный гость за столом, рядом со мной сядешь,– смеясь, и подмигиваю деду, ответил Домовой.

Все быстро засобирались и пошли готовиться к приему "деревенских гостей".

Вот так и пролетел незаметно день, пока готовили стол, накрывали, ходили к деду Прохору, за соленьями, молоком, стульями и самогоном, потом Виктор ушел в баню, мыться и париться.

К вечеру все было готово, и гостей вышли на крыльцо встречать. Виктор, стоявший, как красный рак, распаренный банником в парилке, сам банник Ермошка, отмывший всю сажу и грязь, и выглядевший, так как будто 30 лет сбросил, и стал похож на малосольный огурец. Дворовой Егорка, натянувший на себя новые шмотки, вынутые откуда-то из чулана и дед Прохор, тоже принарядившийся к этому случаю.