– А я-то думаю, чего это она заспалась. Неужто и впрямь так умаялась – с нашим-то господином? А оно вон что! Эта росомаха сообразила, как выставить себя перед гостями невинной девицей, даром что перестарок…

– Что тут скажешь – южанка! – отозвалась Этльверд.

Осторожно ступая с рогом в руках, Вальебург думала только о том, как бы не упустить его во второй раз и не облить своего мужа. Хотя Эорамайн, пожалуй, и это смог бы объявить доказательством невинности невесты и мужской силы Тьярнфи Морлы. Стараясь смотреть только себе под ноги, Вальебург подошла к карнроггскому креслу – на ее счастье собаки, объевшись, разлеглись у очага и больше не рыскали по залу. Вальебург подала рог Морле. Как послушная жена, не смеющая поднять глаз на своего господина, она не смотрела ему в лицо и увидела лишь его узкие сухие руки, покрытые бледными веснушками. Пригубив, Морла вновь отдал рог Вальебург и повел ее вдоль стола. Перед важными гостями они останавливались, кланялись и давали им выпить из рога.

– Испей, любимый гость, эту брагу, что веселит сердце и не туманит голову, – обращался Морла к каждому с одними и теми же словами. – Именем Виату приветствует тебя высокородная хозяйка моего дома.

Следом за Морлой шли два молодых раба в чистых рубахах и принимали от гостей подарки, которыми по обычаю следовало платить за приветственную брагу. К тому времени, когда Вальебург вместе с Морлой добралась до карнрогга Хеди Эйдаккара, у нее разболелась спина – не то от частых поклонов, не то от тяжелых одежд, давящих на плечи. Ей было любопытно посмотреть на знатных эсов из чужих земель, но молодой жене приличествует стыдливо опускать глаза. Вальебург оставалось лишь рассматривать их пояса – расшитые цветными нитями или отороченные мехом, усаженные бронзовыми или серебряными украшениями, плетеные, узорчатые или простые, с цветными каменьями или со звериными когтями и зубами… Под конец у Вальебург уже рябило в глазах. Приняв дары от властителя Карна Фальгрилат, Морла повернул обратно, и Вальебург вздохнула с облегчением. Правда, тщеславной дочери Хендрекки льстило, что гости, стоило ей приблизиться, начинали разглядывать ее точно какую-то диковину, а те, кто сидел дальше, вытягивали шеи, чтобы полюбоваться ее нарядом. Но подолгу стоять на ногах во всем этом золоте и шитье оказалось далеко не так приятно, как ей думалось вначале.

Чуть отставая от мужа, как предписывал обычай, Вальебург вернулась к карнроггскому креслу. Для нее принесли седалище хризской работы, позолоченное, низкое, без спинки – должно быть, как и кресло карнрогга, плод давнего набега на Ан Орроде. Кое-где позолота сошла и обнажилось дерево. Дождавшись, когда сядет Морла, Вальебург тоже села и привычно оперлась на узкий подлокотник – три зимы назад два кресла вроде этого подарили ей и ее сестре послы императора. Вновь начали вносить кушанья. Гости, успевшие отдохнуть после первой сытной трапезы, радостно заволновались. Вскочили ненасытные собаки, закрутились под ногами у рабов. У Вальебург засосало под ложечкой. Вчера из-за приличий она почти ничего не ела, да и сегодня ей не суждено утолить голод: молодой жене следует лишь слегка притрагиваться к пище. С сожалением провожая взглядом яства, она надеялась, что шустрая Майетур прихватит что-нибудь из стряпной и ей, Вальебург, удастся поесть, когда гости удалятся на покой.

Со скуки она стала украдкой рассматривать сидящих за столом, гадая, кто из них кто. Те двое с темно-рыжими волосами и бесцветными, будто бы обсыпанными мукой, лицами – один старше, другой моложе – карнрогги Эорамайны, Гунвар и его племянник Данда. В Руда-Моддур у богатых людей было в обычае оборачивать голову несколькими слоями крашеной ткани, и Вальебург казалось, что моддурские властители заявились на пир в женских уборах. А вон тот молодой, на вид совсем парнишка, с сильно выдающимся вперед носом и скошенным подбородком, наверняка вилтенайрский карнрогг Вульфсти Хад – недаром его кличут «Гунваров Крысёныш». Вальебург знала – он враг ее мужа. Все в этом востроглазом юнце виделось Вальебург отталкивающим. Беседуя со своим покровителем Гунваром, Вульфсти беспрерывно дергался и кривлялся, а его нос чуть шевелился, когда он говорил. С отвращением Вальебург отвела взгляд. Карнрогга Хеди из Карна Фальгрилат она уже видела прежде – тот приезжал к ее отцу и долго гостил у них, пытаясь высватать Вальебург за своего младшего брата Орфина, которого после, зимой, задрал медведь. Владетель маленького слабого карна, зажатого со всех сторон более сильными соседями, Хеди Эйдаккар явно чувствовал себя лишним среди могущественных карнроггов Трефуйлнгида. Высокомерный Хендрекка с презрением говорил об Эйдаккаре, что тому лучше бы родиться женщиной, ибо всю свою жизнь карнрогг Фальгрилата метался от одного хозяина к другому, тщась найти себе защитника. Вспомнив об отце, Вальебург посмотрела на него. Хендрекка Моргерехт сидел по правую руку Морлы, лениво поигрывая полупустым кубком; всем своим видом он показывал, что пренебрегает пусть и обильным, но простым угощением своего зятя. Самоцветы переливались на больших красивых руках Хендрекки. Почувствовав на себе взгляд Вальебург, он повернулся к ней и взблеснул глазами. Наверное, по привычке – Вальебург не помнила, чтобы отец когда-нибудь с ней заигрывал. Странно было думать, что скоро он уедет и Вальебург, быть может, уже никогда с ним не увидится. Она не была привязана к отцу так, как сестрица Эвойн; но сейчас Вальебург отчего-то стало грустно. Провожая ее на брачное ложе, прислужницы причитали и пели надрывные горестные песни, словно Вальебург шла к смертному одру…

– Высокородные эсы, любезные мои гости, – произнес Морла, поднимаясь с кресла. – Я позвал вас сюда не только для того, чтобы разделить с вами мою радость… – по Ангкеиму прокатилась волна одобрительных криков. Голос у Морлы был хрипловатый, негромкий, и большинство пирующих не разобрали его слов, но все равно застучали чашами и захлопали ладонями по коленям. Морла поднял руку, призывая к тишине. – Я позвал вас сюда, дабы предложить вам разделить со мною дело славное и достойное – песню стрел, пляску копий. Я замирился с высокородным Хендреккой Моргерехтом, – Морла поклонился Хендрекке, – взял в жены его прекрасную дочь Вальебург, пряху согласия. Теперь нам, гуорхайльцам, и людям моего почтенного тестя из Карна Рохта больше незачем проливать кровь друг друга, кровь наших новых родичей. Едва минет Дунн Скарйада, мы вместе пойдем войной на мрачный Север, край великанов-гурсов и ведьм…

Вальебург опять заскучала. Морла говорил о войне с Карна Баэф – гости слушали его затаив дыхание, предвкушая новое кровопролитие и новую добычу. Вальебург не хотелось вникать в дела мужчин. Она бы встревожилась, будь ее муж сыном карнрогга или элайром – тогда война означала бы долгую, а то и вечную, разлуку. Но ее хозяин был карнроггом, великим карнроггом Карна Гуорхайль, и даже если Морле вздумается объявить войну всем карна Трефуйлнгида, проливать за него кровь пойдут другие. Осторожно, чтобы никто не заметил, Вальебург скосила глаза на Морлу. Ей давно уже хотелось рассмотреть своего мужа получше, но в спальном покое, в свете жаровни, из-под полуприкрытых век, она видела над собою лишь смутный образ в ореоле светло-рыжих волос – молодой жене не годится разглядывать мужа в первую же ночь. Дома, в Карна Рохта, она слышала от старых работниц, будто в молодости Тьярнфи Морла был хорош собой. Привыкшая к яркой южной красоте, Вальебург ожидала увидеть кого-то вроде своего отца – и вместо этого заметила резкий профиль, тонкий крючковатый нос, глаз с красноватыми, как будто слишком короткими, веками и красноватое же, в прожилках, заостренное ухо. Из-за веснушек лицо Морлы казалось рябым. Вальебург была разочарована. Она отвела глаза; впрочем, даже если бы Тьярнфи Морла оказался необычайно красив, смотреть дольше было бы уже неприлично. Подперев голову рукой, Вальебург стала бездумно разглядывать узор на кубке, из которого пила вместе с мужем. Вполуха она слушала, что говорят карнрогги.

– Это хорошее дело, – веско сказал ее отец. – Дело, достойное верного сына Орнара. Доколе мы будем бездействовать? Доколе будем терпеть, что Баэфская Медведица, эта ведьма, эта нагулянная дочь Тельри Хегирика, дурная жена, держит в своих руках меч Баэф и тем самым наносит оскорбление нам, властителям Трефуйлнгида? Бесстыдно она является на роггарим и возвышает свой голос в мужском собрании, словно она нам ровня, да еще и смеет грозить нам мощью Карна Баэф! Где это видано, чтобы куропатка охотилась на ястребов? Где видано, чтобы Сиг воевала с Орнаром? Веретено не может тягаться с мечом, женщина не может повелевать мужчинами!

Вальебург оперлась на другой подлокотник. Красноречия ее отцу было не занимать – сидеть придется долго. Хендрекка любил покрасоваться перед другими, любил, когда все внимание обращено к нему. Он говорил много, хоть и повторял, по сути, одно и то же: своим непокорством Тагрнбода прогневила богов, а ее элайры, раз они безропотно терпят над собою власть женщины, – плохие сыновья Орнару, а потому убить их и разграбить их земли – не злодейство, а подвиг, достойный всякого восхваления. Другие карнрогги кивали и время от времени бормотали слова одобрения. Они плохо понимали речь южанина, щедро пересыпанную поэтическими метафорами, но Хендрекка говорил то, что всем и так давно известно, и гостям из других карна не приходилось задумываться над его словами.